Любовь Белых

Обидно, я вам скажу! Мир другой, а проблемы всё те же. Крутишься, вертишься, серебряники эти зарабатываешь, рискуя жизнью своей и той, в чьё тело угодила, а деньги исчезают с такой скоростью, будто их и не было вовсе. Ни магии мне, ни принца распрекрасного, ни героя-спасителя. На тебе голодных детей, обветшалый дом, гордо именуемый приютом, разрушенную столицу, проблем побольше, побольше тайн и загадок… ты выгребай.
А я выгребу! Обязательно выгребу!

- А-а-а-а... А они не опасные?

- Кто? Феи? - судя по тому как он заржал, нет.

Болван. Я легонько стукнула его локтем в живот, чем вызвала новый приступ смеха. Рассмеявшись, он ещё плотнее ко мне прижался, не оставляя между нашими телами никакого пространства, и довольно чувственно прикусил моё ухо.

Вот же ж гад...

- Сексуальные домогательства на первом свидании, в моём мире, являются дурным тоном. - выдохнула я.

- В моём мире, свидания только после сексуальных домогательств. - и что-то такое прозвучало в его голосе, что стянуло мне низ живота в горячий узел. - Но не с тобой...

— Мир… — шепчу его имя, не веря, что снова вижу его.
Меня накрывает лавиной счастья и радости, вот только она быстро тает перед кривой ухмылкой и брошенными словами:
— Что это за пошлятина на стене? — брезгливо осматривает мой портрет у стойки. — Пошла вон отсюда. Устроила здесь... не пойми что. Где Ари?!
«Ах ты ж скотина такая! Ах ты ж божок недоделанный! Ах ты ж напыщенный индюк! Да ни минуточки, ни мгновения я за тобой не скучала! Глаза бы мои тебя не видели!» — кричу мысленно, собирая остатки самообладания.
— Единственный, кто отсюда уйдёт, это ты! Это мой мотель! Проваливай туда, откуда пришёл! Тебя здесь вообще никто не ждал! — грозно сужаю глаза и указываю бывшему владельцу «Перекрестья» на дверь.

— Идите вы к чёрту, товарищ начальник, Аверин Алексей Александрович! — цежу, проклиная себя за то, что пошла на поводу Миши и сунулась на это долбанное собеседование. — Моя личная жизнь вас вообще не касается!
Брюнет скалится. Как котяра, поймавший в свои лапы мышь и намеревающийся её удержать.
— Будешь делать вид, что не узнала меня?
Да что он несёт? Я его впервые вижу!
— Вы больной?
— На вопрос ответьте, Ольга Владимировна.
Он точно больной. По всей голове больной!
— Негативное у меня отношение к изменам. Негативное!

— Вот только не надо на меня кричать. — грожу мужчине указательным пальцем и затем упираю руки в бока. — Я же не знала, что у вас здесь какая-то съёмка или прогон. Я искала помощи. Простите, что потревожила ваши таланты.
— Съёмка? — мужик ухмыляется. — Ох уж этот упрямый человеческий разум. Будь по-твоему. Мы здесь снимаем кино. О призрачном отеле, в которой забредают души умерших, ища покоя и отдыха.
— Хрень какая-то. — чистосердечно признаюсь я. — Ну оно и понятно, бюджет, наверное, маловат, сценаристы ноунеймы…
— Какой очаровательный критик к нам забрёл. — цокает языком актёр. — Кстати, по этому самому сценарию живые души не должны в отеле встречать полночь. Иначе они рискуют остаться здесь навсегда. Ты бы пошла уже. — лениво взмахнув рукой по направлению к дверям, мужчина скалится: — И поскорее, пожалуйста.
Нормальный вообще? Хамло какое-то.
— Я извиняюсь, а у вас роль такая или вы сами по себе… со звездой… во лбу? Ну, или где пониже? Ухожу я, ухожу.

— Дашуль, ты как? Может, к нам пойдём? У нас диванчик там есть… — я уже даже не разбирала, кто из девчонок это предложил.
— Я в порядке. — авторитетно заявила, дёрнув головой. — Я всё решила. Я ему отомщу. Изменю ему тоже. А потом, — гаденько хихикнула, пытаясь строить глазки бармену, — Уже предъявлю ему. Или во сне кастрирую? Я, если честно, не очень хорошо ещё всё решила.
Галка прыснула со смеху:
— А говорила, мне почти тридцать лет, я всё знаю. Пупсик, ну разве это выход? Кобелизм подобное точно не излечит.
Ха!
— Кобелизм, может, не излечит, а вот страдающую душу очень даже может быть. — фу-ух, еле договорила. — Я пойду подышу свежим воздухом.

...неугомонная. Угораздило же меня с ней связаться?
— Слушай, давай без всяких обид, ладно? Девочка нормально живёт. Развивается, самореализуется, строит свою жизнь. Она счастлива, Дамир. Прекрати жить прошлым. Ты ни в чём не виноват. В её жизни нет для тебя места…
— Дорогая моя невеста, а не оставила бы ты своё мнение при себе и не тыкала им направо и налево при каждом случае? — ухмыляюсь, не услышав ничего нового.
— Мне больно видеть тебя эгоистом, Дамир. Да и Катю, откровенно говоря, жалко.
— Заканчивай!
— Да как скажешь. — смеётся ненормальная. — Говоришь, несколько дней, да? — в её голосе звучит самый настоящий вызов.

— Вы… слабослышащий?! — мой голос сочился злостью и раздражением. — Я сказала, что ваша девушка спит с моим мужем!
В проёме просторной гостиной замер амбал, глядя на меня с сомнением и насмешкой.
Нет, ну он точно больной! На всю голову!
— Катя, если не ошибаюсь?
Я кивнула на чистых рефлексах, до конца не веря, что это широкоплечее недоразумение всё-таки заговорил.
— Так вот, Катя, у меня нет никакой девушки. Вам принести воды?
Мозгов себе принеси! Какая мне разница, какие у них там отношения?!
— Энжи спит с моим мужем! Вам всё равно? Прекрасно! Тогда что вы делаете в её квартире?!

— Значит, Охотник. — подвела я итог, рассмотрев знакомую магию. — Ну здравствуй, Кай.
А что я ещё должна была сказать? Пуститься в объяснения, что это я и есть? Попытаться убедить его, что та, которую он зовёт прежним именем, всё ещё жива? Что? Что здесь, на Земле, я просто Алина. Алька, но всё та же Алилея?
Нет, вздор! Я давным-давно уже другой человек — существо, если ему так больше нравится.
— Верни артефакт и последуй за мной в Эрранию! — приказал тот.
Ага! Спешу, волосы назад!

— Маша, ты совсем… рехнулась? Какая дочь?! Какая розетка?! Какая работа?! Я тебя два года не видел! — опомнился горе-папаша.
— Год и три месяца, вообще-то. — фыркнула, принявшись стаскивать отдавивший плечи рюкзак. — Врунишка. Знакомься, это твоя дочь. Викой назвала. Ей скоро пять месяцев исполнится, Мажор. И она твоя, как бы сильно ты этого ни хотел.
Сбросив груз с плеч, я довольно застонала, потянулась и взялась за сапоги.
— Что ты делаешь? Что ты делаешь?! — зашипел явно не верящий в мои серьёзные намерения мужчина. — Зачем ты сняла обувь?! Зачем сняла рюкзак?
— Мы остаёмся, Мажор. — сказала и потянула молнию на пуховике. — Два месяца побудешь папой, а потом никогда нас не увидишь.
— Не раздевайся! Не раздевайся, кому говорю! Не смей. Не смей этого делать!