Анабасис

Ксенофонт, античный полководец, прошел всю Малую Азию, побывал бог весть в каких еще местах и обходился без географической карты. Древние готы совершали свои набеги, также не зная топографии. Без устали продвигаться вперед, бесстрашно идти незнакомыми краями, быть постоянно окруженным неприятелями, которые ждут первого удобного случая, чтобы свернуть тебе шею,— вот что называется анабасисом.

Гашек, Похождения бравого солдата Швейка

Меня знобит, мешаются сон с явью. Как-то я сама загоняю себя в странное. Возгорелось недавно обзавестись Orbea (stapelia) variegata.

Авито и спецгруппы полны предложений, в моём же городе столоны продавались в самой далёкой от меня точке, в Сточеке (сто четвёрый район). Иногда его Деревней Дураков величают. Странно — район свежепостроенный, живут там те, у кого деньги на покупку жилья нашлись. То есть не дураки, наверное.

Дама, продававшая вожделенную кочерыжку, хотела завезти её, когда в моих краях будет. Но я упустила своё счастье, потому что с утра у зубного была, и он меня долго промучал, а наркоз никак не отходил, челюсть я не чувствовала, и спать хотелось. Я и уснула, и телефон не слышала.

Очнулась, как в книге Лавкрафта. За окном жара, штиль, ни один лист не ворохнётся. Странная, надо сказать, погода для почти осени в средней полосе. В такое время лучше дома сидеть, но мне неудобно было, что я человека подвожу, и кочерыжку получить хотелось. Обречённо собралась и поехала. В сумерках уже. Переполненный людьми душный автобус неспешно кривулял по улицам, переезжал мосты, а небо становилось всё чернее. В Сточеке я оказалась уже в полной темноте. Жара, как в южном городе, и такая же тьма. До нужного адреса яндекс-маршрут показывал полтора километра, и я пошла.

Освещённая улица в девять вечера полна гуляющими: собачниками, стайками детей на самокатах, молодыми людьми с пивом, красивыми юными девушками. Все чувствовали себя и правда, как на юге, и исступлённо гуляли, при том, что чернейшее небо вспыхивало зарницами, а камышовые поля шелестели недобро. Сами по себе, без ветра. Стоял всё такой же нездоровый штиль. Да, Сточек можно было бы даже деревней Гадюкино обозвать. В моём районе, старом, липовые аллеи, потрескавшийся асфальт, цикорий цветёт и чайки в полёте гадят в окна, потому что река рядом, и с неё всегда свежий ветер — хорошее место! А в Сточеке ни деревца; новые огромные дома и сияющие огнями торгово-развлекательные центры торчат из камышовых полей.

Яндекс-маршрут приятным женским голосом периодически требовал, чтобы я свернула направо. Я косилась на тропки, уводящие во тьму и глушь, и упрямо шла по освещённому проспекту. Женский голос недовольно бухтел, что маршрут в очередной раз перестроен.

И что я могу сказать: Сточек страшно напоминает уездный город N:

В уездном городе N было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что казалось, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть. © Ильф и Петров, Двенадцать стульев

На первых этажах домов парикмахерские в невозможном количестве. Вместо похоронных бюро одёжные магазины. С освещённой улицы пришлось-таки свернуть, пройти по темнейшей аллее акациевых кустов, мимо мертвенным светом сияющего банка ВТБ и отделения скорой помощи (тоже тишина, пустота и выстроившиеся в ряд буханки с красными крестами на боках).

Яндекс сказал, что я на месте, однако ж, адрес не совпадал. Пока стояла думала, рядом материализовался объёмный и очень общительный местный житель. Его белая майка, обтягивающая мамон, сияла в темноте. Выспросил, что мне нужно. Дом указал и проводить хотел, но я, поблагодарив, дальше общаться не желала и показала доброму человеку свою неблагодарную спину. И порысила побыстрее.

Дама страшно удивилась, что я на автобусе приехала, и смотрела с жалостью — как же это я в темноте приползла. Ну да, тут, похоже, как в Лос-Анджелесе, пешком никто не ходит, только если погулять. Тихие зарницы полыхали без остановки, делая чёрное небо белым, но в этом инферно двор был полон позитивных людей: кто-то куда-то ехать собирался толпой, кто-то мусор выносил, кто-то так у подъезда стоял… я бы дома сидела. Алиены чёртовы.

Проскакала обратно полтора километра, и на остановке запрыгнула в седьмой автобус, прочитав мельком, что идёт он в мои края. И тут же хлынул дождь. Автобус грёб в водяной тьме. Внутри было неприятно светло, а снаружи ничего не видно. Поэтому я не сразу сообразила, что как-то странно он едет. Заяндексила маршрут — ух ты, по окраинам, через вокзал, за город на третье кладбище, снова в город на Фанеру (большой вонючий район)… успела выскочить на последней остановке в городской черте. Не дала увезти себя на кладбище. Дождь как раз кончился, но духота никуда не делась. Зарницы полыхали (да-да, как у Задорнова: «Смеркалось»). Телефон с половиной зарядки вдруг моментально разрядился, но я знала, куда идти. Села в трамвай и (наконец!) добралась до дома. Уж не чаяла. И тут же разверзлись хляби небесные. Orbea (stapelia) variegata, конечно, дивный цветок, но лучше бы я по почте его заказала. И ведь сдохнет ещё наверняка.

Могу сказать, что раньше я была жёстче и практичней, и работа кризисного управляющего вполне себе тянулась. Но пришедшая ко мне волшебная балалайка избавила от многого человеческого, полезного для жизни. Ни о чём не жалею, но осознаю, что отдала. Стала другим человеком. «Мы меняем души, не тела» ©. Неамбициозный такой паганель получился. Всё лучшее текстам, а себе и людям — что осталось.

Моей личной жизни двадцать четыре года, и я ему смешна. Он видит неприземлённость — а я ведь не афишировала. Видимо, дальше будет хуже, и духовное полезет из телесного, как клочки ваты из старого лапсердака. Личная жизнь, побывав в гостях, жалостливо отметил, что вот дверцы шкафа покосились, кран подтекает и стола на кухне нет. Пожала плечами, извиняющимся тоном сказала: «Я не очень материальна». Крыша над головой есть, чисто — чего ж ещё. Человек для себя перевёл: «Мужика в доме нет», почему-то восхищённо вздохнул и организовал стол, починил дверцу и кран; ненавязчиво так оплатил то и это. Одна знакомая научила меня, когда что-то дают, не отказываться, а брать и говорить «Спасибо». Далее она пыталась научить брать и говорить «Спасибо, а что так мало?», но эту науку я уже не превзошла. Вот и тут косилась, думая: «Да что ж он? Я же не за деньги… неужто он себя не видел? Мечта же нимфоманки…» — но такие глупости не озвучивала, а улыбалась и благодарила. Вот странно, в инетике часто встречаю срачи на тему: «Он тебе то и это, а ты ему что? Писечку?» — дескать, неравноценно. В реальности же вижу, что писечка вполне себе девайс, и испорченные материальным миром даже и молодые люди порываются не просто совершить обмен писечками, но и сверху насыпать ништячков. Что мило и трогательно. А ещё думается другое. Что дело не только в девайсах. Просто ему кажется, что я неприспособленное к жизни существо. Не могущее пройти мимо канавы, не заглядевшись и не свалившись в неё. Бегающее, так сказать, над пропастью во ржи. И, как человек приличный, пытается помочь. Штош, в любом случае спасибо)