Чего боятся писатели?
Сегодня обсудим пять главных писательских страхов.
Эта беседа будет не совсем обычной: я бы хотела не только обсудить страхи, которые мешают нам творить, но и представить человека, который сделал для победы над этими страхами и раскрытия творческого потенциала очень много, но вместе с тем русскоязычным авторам, я думаю, известен мало.
Речь о Пэт Шнайдер, американской писательнице и поэтессе. Помимо собственно творчества, Пэт занималась организацией писательских групп и ворк-шопов, на которых можно было не только (а может, и не столько) развить писательские навыки, сколько получить опыт принятия, безоценочности и безопасности по отношению к себе и своему творчеству. В целом, ее группы были чем-то вроде смеси групповой психотерапии и писательских клубов. Собственно, и писательство, по мнению Пэт Шнайдер, — это мощный способ понимания и исцеления самого себя.
Результаты деятельности Пэт (а занималась она писательскими группами около тридцати лет), описаны в двух ее книгах: «Как внутрь проникает свет: писательство как духовная практика» и «Пишем в одиночестве и вместе с другими», в которой она подробно описывает свою работу с писателями.
К сожалению, ни одна из этих книг не переведена на русский.
Сейчас я читаю «Пишем в одиночестве…» в оригинале, и изложенные в этой книге мысли кажутся мне настолько важными и нужными, что я буду делиться ими с вами, добавляя и свое представление о них.
Так что писательские страхи, которые мы будем обсуждать, придуманы не мной, о них рассказывается в этой книге. Я только перевожу-пересказываю близко к тексту своими словами и добавляю коментарии.
Ну, теперь к делу!
Первый и главный писательский страх — это страх перед самим собой.
Писательство — это творческий акт, который выводит нас за рамки нашего повседневного, привычного опыта. Внутри этих рамок мы так или иначе приспособились: мир, может, и не безоблачен, но мы умееем в нем жить, работать, общаться, строить отношения и т.д. Но в нас есть много чего, что скрыто не только от посторонних глаз, но и от нас самих. Тех чувств, желаний, воспоминаний, которые воспринимаются нами как опасные, болезненные, неприемлемые, и потому вытесняются.
В символической форме это вытесненное возвращается к нам в сновидениях, правда, чаще всего в зашифрованной, символической форме.
Писательство как акт творчества, подобно сновидению: если мы действительно глубоко погружаемся в писательский процесс, то рискуем узнать о себе много неожиданного и неприятного. Вспомнить что-то, что хотели забыть; осознать, что наша картина мира в чем-то ошибочна; изменить свой взгляд на отношения с близкими, по-новому взглянуть на свое детство и т.п.
«Опасное это дело, Фродо, — начинать писать».
В то же время, этот страх может оказать нам, писателям, неоценимую услугу. То, что в нас скрыто, то, что выходит за рамки, является самым ценным источником нашего творчества, позволяет создавать самые живые, глубокие и волнующие произведения. И если мы чувствуем страх — значит, где-то рядом скрыто сокровище. Конечно, каждому предстоит решить самостоятельно, пойти ли на риск и вытащить ли его, или не стоит.
Второй страх — обидеть кого-то, нарваться на чью-то агрессию, задеть кого-то. Мы постоянно состоим в отношениях с кем-то, и когда начинаем писать, исходя из открытого нами сокровища воспоминаний и переоценки ценностей, то рискуем в наших произведениях ранить тех, кого мы там упоминаем. Пэт Шнайдер рассказывает, что участники ее групп часто боялись писать, комментируя «если я это опубликую, мою мать хватит удар»; «если я продолжу писать об этом, мне придется уйти от мужа» и т.д.
Условием, которое может помочь преодолеть этот страх, является полная анонимность первого черновика. В этом первом черновике мы пишем всю историю так, как мы ее видим. В нем можно использовать реальные имена, факты, локации и т.д. На этом этапе наша задача — написать правду такой, как мы ее видим.
Дальше мы откладываем черновик на несколько дней как минимум. Мы не обсуждаем его ни с кем, никому его не показываем.
Через какое-то время мы возвращаемся к нему и начинаем править, имея на сей раз целью защитить приватность тех, кто упомянут в тексте. Можно добавлять несуществующие сюжетные ходы и детали, менять имена, время и место действия — словом, можно все, что мы считаем необходимым. Сама Пэт в своих историях меняла иногда даже пол персонажей по сравнению с их прототипами. Дело в том, что, если мы поняли, о чем эта история и выразили эту суть, детали уже не так существенны.
Другая сторона того же страха — опасения за себя. Мы боимся критики (об этом подробнее ниже), можем бояться потерять любовь и/или доверие значимых для нас людей; можем бояться даже насилия в свой адрес, если кто-то прочтет наши заметки.
Это касается семьи и близких, с одной стороны, но на этот страх можно взглянуть и в более широком смысле. Что, если я понимаю, что тема, на которую я пишу, острая, и книга на эту тематику неизбежно вызовет волну хейта? У всех на слуху, я думаю, пример книг Гузель Яхиной. Можно по-разному к ней относиться, но то, что хейт и холивар вышел космический, очевидно. Каждый автор решает сам, готов ли он к такому вниманию.
И, раз уж мы заговорили о внимании — страх третий — страх известности.
Казалось бы. Вроде бы именно об известности мы (по крайней мере, некоторые из нас) и мечтают, когда выставляют свои творения на сайты самиздата или когда отправляют их в издательства. И все же. Вот как описывает этот страх одна из участниц писательской группы Пэт Шнайдер:
«Если я стану успешной — мою работу увидят многие. Увидят люди, которые лучше разбираются в том, о чем я пишу. Образованные, подкованные. Они будут задавать вопросы, на которые, возможно, я не смогу дать ответы; будут требовать больше, чем я смогу дать. Будут критиковать меня». Страшновато, что и говорить. Опять же, каждый сам решает, готов ли он на такое.
От хейта плавно переходим к страху ошибок.
Этот тот самый, что формируется в нас, когда мы от души пишем сочинение о том, «как я провел лето» и получаем тетрадку назад, исчерканную красным и с тройкой. Тогда мы понимаем, что Марьванне неинтересно, как я провел лето — ей интересно, умею ли я правильно писать и отступать сколько нужно на красную строку.
(Отдельная головная боль — снижать оценку за «неправильные» поля, «три клеточки сверху, десять слева и вот это вот все. Это был крик души).
Однозначный вывод, который мы делаем из сочинения о лете, один: никогда — ни-ког-да!! — не писать о том, что действительно тебя волнует, о том, что дорого и значимо. Вместо этого нужно понять, чего ждет от тебя учительница и написать то, что она хочет увидеть (помните принцип у-два из «Доживем до понедельника» — угадать и угодить?)
Наконец, пятый страх — это страх страха.
Страх может порождать самого себя. Когда долго не получается, не пишется, не можешь закончить произведение, не получается так хорошо, как тебе бы хотелось — ты начинаешь бояться того, что придет разочарование, снова не получится и т.д. И начинаешь бояться этих чувств, этой боли.
Что делать?
Не начинайте писать, говоря себе «я собираюсь писать стихотворение, пьесу, рассказ роман и т.д.» Напишите одну сцену, которая у вас перед глазами. Пишите как можно более детально, не пытаясь предсказать, куда это заведет. Не бойтесь переключаться с одного на другое, такой поток сознания. Может, первое, что пришло на ум, не будет искомой сценой, но вторая, третья, куда вы дойдете по цепи ассоциаций будет именно тем, что вы искали.
Это очень актуальный для меня страх и очень полезный выход из него. Те, кто достаточно хорошо знают, как я пишу, периодически посмеиваются: обычно я начинаю писать рассказик. Небольшой такой, страниц на пять. Потом рассказик начинает неумолимо расти, добавляются детали и сюжетные линии, приходят новые герои. «Ну ладно, не рассказик, а повесть», — думаю я. Заканчивается все романом. Так был написан мой первый роман «Побратим змея» про первобытных людей и духов.
А второй роман — «Следы на пути твоем» начался с внезапно пришедшей на ум фразы «Он приедет к нам из Льежа». Кто — он, куда — к нам, я и понятия не имела. Но да, в середине книги таки приехал!
А как у вас с писательскими страхами? Откликнуось что-то? А может, вы боитесь чего-то еще? Как справляетесь?
