День Победы. День памяти
С Днём Победы, друзья!
Для каждого, я так думаю, это непростой праздник. Для меня - это день памяти, день воспоминаний моей прабабушки, которую я хорошо помню. Её рассказы храню.
"В сорок первом году Ванечке, старшему моему сыну, исполнилось семнадцать лет.
Он с первых дней войны всё на фронт рвался, хотел даже себе год приписать.
Не отпустила.
А вот мужа удержать не смогла. Ушёл Трофим и как в воду канул. Появился у нас в деревне словно из ниоткуда и ушёл будто в никуда. Как простились на пороге только что отстроенного им нашего дома, так больше не было о нём ни одной весточки.
Осталась я с четырьмя мальчишками. Володьке, младшему, тогда и двух лет ещё не было. Да и Колька с Сашкой не больно-то большими выросли: тринадцать и восемь всего годков им исполнилось. Только на Ваню и надеялась.
Наши когда отступали, жгли всё в округе, чтобы врагу не досталось. Мы всей деревней тогда в болоте отсиживались, прятались в камышах. Очень немцев боялись. Володю я на руках держала, а мальчики вокруг меня в кучу, словно овцы сбились. Стояли в воде по пояс целые сутки. Ни поесть, ни попить не могли. От жажды болотную жижу глотали. Многие в тех камышах так и остались. Володька плакал от голода. Так бабы наши, совсем озверев со страху, стали требовать, чтобы я его утопила.
- Если он не замолчит, Клавка, то ведь всех нас тут фашисты забьют, - шипели мне в спину.
Не поддалась я, уберегла сына. Огрызалась только.
Где же это видано, чтобы дитя родное сгубить!
Уж что только не делала: и тряпицу давала малому, вместо соски, и камышинку погрызть. Обессилев, он вскоре замолчал. После много лет не разговаривал. Уж думали, что немым останется. Бог миловал! Вырос наш Володька, после войны институт закончил и на здоровье никогда не жаловался.
Немцы у нас надолго не останавливались, всё мимо проходили, торопились на восток. Правда, в свой дом вернуться не удалось. В нашем новом доме полицаи свою комендатуру открыли. Пришлось нам в сарае расположиться.
Лютовали наши украинские фашисты сильно, словно цепные псы на людей бросались. Столько народу загубили, даже вспомнить страшно. Молодёжь забирали и вывозили на работу в Германию. Мало кому удалось от них скрыться. Всех, кто покрепче был, на работу гнали, словно скот. И работали, потому что выжить хотели и детей сберечь.
Семьи, которые заподозрили в связи с партизанами, сожгли прямо в их домах. Никого не щадили ни малых, ни старых. Виселица, что стояла в центре деревни, ни дня не пустовала. Ненасытная смерть висела над головой у каждого.
Никто не был уверен в завтрашнем дне. Прожили день и ладно. Про будущее не загадывали. Ваньша порой пропадал, но никогда ничего не рассказывал. Уж сколько я молилась за него, только Господу ведомо. Однажды сын ушёл надолго. Решила уже, что и не свидимся больше. Знала, что заметят власти его исчезновение. К смерти готовилась, детей к соседям отправила, надеясь хотя бы их спасти. Но не успела смерть заглянуть в мои глаза, не пришло, видать, тогда ещё моё время встретиться с Всевышним.
Наши войска начали наступление. Немцы стали отходить, а за ними побежали и полицаи. Отступая, они сожгли деревню, точнее всё, что от неё ещё оставалось.
Все наши деревенские, кто умудрился пережить оккупацию, снова прятались в камышах. Володьку топить больше не требовали. Он к тому времени плакать разучился. Три дня мы пережидали. Бомбили нас очень, уж и не знаю свои, или фашисты. Когда вернулись, то нашей деревни больше не увидели. Не уцелело ни одной постройки. Он нашего нового дома остались одни развалины и печь, чудом сохранившаяся. После эта наша печь кормила всех односельчан. Так и не довелось пожить мне в своём новом доме. ..."