Дитя зловещего древнего рода. Новые иллюстрации!
— Возомнил себя всесильным, развлекаясь на мои деньги, Антоша? — грозно сказал Дымов, приподняв тростью подбородок Антона. — Чего тебе не хватало, мальчишка?
Чернов ему не ответил: он страдал и от физической, и от душевной боли; был сломлен, подавлен, разбит. Он возненавидел босса, но ещё больше себя.
Антон изредка бросал взгляд на руки Дымова. В них лежала изысканная трость с «секретом»; она была бесценной реликвией, доставшейся ему от великого предка. Дмитрий гордо называл её «Елизаветой» и с ней практически не расставался. Барон Дымов мог похвастаться железным здоровьем, «Елизавета» была символом почёта и власти и оружием его, ведь внутри скрывался тонкий и узкий клинок, отличавшийся от классического стилета наличием лезвия.
— Презренный пёс, поднимись! — приказал босс, ударив Антона по раненому плечу серебряной рукоятью «Елизаветы» с фамильным гербом Дымовых, на котором был изображён белый тигр. Чернов стиснул зубы; проявляя усилия, приподнялся с ковролина и встал на колени. Опустив голову, он, шатаясь от боли как пьяный, приготовился встретить смерть.
— Человек приходит на этот свет и уходит один; остальные — попутчики. Никому нельзя доверять — этот урок я усвоил ещё ребёнком. Но твоя преданность ослепила меня: броня дала брешь. Я отнёсся к тебе, отбросу общества, по-человечески. И как ты мне отплатил? Плевком в душу! — злобно произнёс Дмитрий, избрав новой целью трости пробитое пулей бедро Антона, вонзил наконечник в открытую рану и резко вытащил, вынуждая того взвыть.
— Я оскорблен и разочарован. Испортив дочери день рождения, выбиваю дурь из головы безоружного… Смотри, до чего я с тобой опустился, — продолжал барон Дымов, воротившись на сиденье. Наблюдая за муками дезертира, он достал платок и, вытирая с «Елизаветы» чужую кровь, жестоко заключил: — Ты много знаешь, я не могу тебя отпустить живым.
В книгу добавлены иллюстрации!
