ДОРОГИЕ МОЕМУ СЕРДЦУ ЭПИЛОГИ

Как появились спасатели, как оцепили место схода лавины Греков помнил смутно. Пытался прорваться за ограждение, но его в сотый раз туда не пускали. Эмоции захлестывали, усталость не чувствовалась, казалось время потеряло свойство идти, оно остановилось. Но все же оно шло, бежало стремительно отсчитывая уже часы с момента трагедии. А новостей не было, никаких, ни плохих, ни хороших. Макс оттягивал момент встречи с дочкой, он боялся сказать правду. Все таки она ещё совсем ребенок и очень нуждается в матери. Максим считал себя виноватым в том, что случилось. Он должен был защищать свою семью от всех бед на свете, но не уберег. С такими мыслями Греков вернулся в номер, где уже спала дочь. Она не дождалась родителей и под присмотром няни, которую предоставил отель, мирно спала.

Сняв только верхнюю одежду Макс лег возле своей принцессы, но не смотря на усталость сон не шел. Он снова и снова прокручивал в голове хронику последних часов, искал зацепки, намеки, знаки, предвещавшие трагедию, но их не было. Всё было идеально. Им было не просто, но они с Ириной были счастливы. Всегда. С момента знакомства и до сегодняшнего дня. Конечно Ирина Грекова не была послушной женой, и внутри их семейного гнездышка в любом вопросе у нее имелось свое мнение, которое иногда, когда заканчивались аргументы, выражалось в одном слове:"Опизденеть!" Перебирая прядки волос Курвеллочки-младшей, Макс был погружен в свои мысли и не сразу услышал тихий стук в дверь. Моментально подлетев к ней, как можно тише открыл ее и увидел руководителя штаба спасательной операцией, вышел в коридор. Тот произнёс одно лишь слово:"Нашли", но радости в его голосе не было.

Макс готов был бежать, нестись, лететь к своей любимой, своей единственной, своей Курвеллочке, только бы побыстрее оказаться рядом с ней. Никакая сила не смогла бы его остановить, но перед этой дверью ноги застыли, окаменели и он ничего не мог с этим поделать. Оглянувшись на стоящего сзади работника медучереждения, он увидел короткий кивок, приглашавший его войти в помещение. Там на столе, накрытые простынями, лежали тела погибших. Собрав последние силы Максим подошел ближе. Процедура заняла несколько секунд, но эти секунды впечатались в его памяти изуродованными телами женщины и девушки. Чужими. Это была не его Ириха. Отрицательно покачав головой, Греков быстро вышел из здания с каким то непонятным чувством облегчения. Надежда на то, что еще не всё потеряно, буквально захлестнула его новыми положительными эмоциями и Макс поспешил к дочери. Наступал новый день. А потом снова потянулись минуты ожидания, перетекающие в часы. Но Максим был уверен, что он не один будет воспитывать дочь. 

В палате было очень тихо. Только сигналы медицинского оборудования нарушали больничную тишину. Йети третий день не отходил от Курвеллочки. Днем проводил время с ней, а на ночь уходил к Соне в гостиницу, которая наотрез отказалась уезжать домой без обоих родителей. Так он и метался между двумя любимыми женщинами. Ирине, если можно было так сказать, повезло. Она почти съехала с траектории движения лавины. В последний момент снежный край задел ее и утащил за собой. Это Курвеллочку и спасло. Пока она еще не приходила в себя, но специалисты, которых пригласил Макс и муж ее подруги Ани, давали самые благоприятные прогнозы. Вечером, на исходе третьих суток, Макса сморил сон. Он полусидел полулежал на краю кровати рядом со своей любимой. Ее рука находилась в его ладони. И когда пальчики, едва шевельнувшись, задели ладонь Макса, он среагировал на движение, моментально проснувшись. Ирина приоткрыла глаза, сощурилась, хотя в палате был полумрак. Мужа увидела сразу, глаза заблестели, попыталась что-то сказать, но мешали трубочки аппаратов. "Все хорошо, любимая!" произнёс Максим улыбаясь. "Все хорошо" повторил уже для себя. Страшное осталось позади. Ему хотелось зацеловать свою любовь и никуда больше не отпускать от себя. Пригнувшись к ее ушку он прошептал:"Поправляйся скорее, мы с Софой любим и скучаем по тебе. И теперь покатушки только в постели, согласна? Так безопаснее!"

День годовщины смерти Ирины оказался на редкость солнечным. И это вводило в еще большее негодование Макса, словно природе наплевать, что он потерял свою единственную любовь, любовь своей жизни. Максим даже не думал, что так может поиздеваться судьба: найти ту, для которой ты будешь и прекрасным принцем, и Йети, и чудовищем, и любовником, и мужем, и другом, и отцом ее ребенка, а потом ее отнять. Вот поэтому он каждый день собирал себя по кусочкам, хотя реактор уже начал распад на атомы и молекулы. Но ради дочери…

- Папа, а мама где? – тонкий и грустный голос дочери каждый раз звучал как звон сирены – реагировать по-военному, не плакать, хотя хочется, делать вид, что ты стойкий оловянный чурбан, а не пьяное вдрызг чудовище, которое потеряло аленький цветочек, свою девочку, Курвеллочку…

- Пап, ты плачешь? – мягкие теплые руки обняла со спины мощный торс, который вдруг затрясся в беззвучном содрогании.

Девочка тоже начала всхлипывать.

- Мама просто решила покататься на облаках. Там большие горки, - голос отца был глух и полон печали.

- А почему она нас не взяла? – принцесса нахмурилась.

- Вот и мне это интересно, почему она… - голос пропал. – Пойду спрошу у нее…

На могиле Ирины всегда были цветы, а еще игрушки, которые София очень тщательно отбирала, устраивая кастинг среди многочисленных мягких мишек, которыми задаривал ее отец. Максим стоял молча и с осуждением смотрел в глаза той, кто имел наглость ему отвечать каменной улыбкой.

- У нашей сказки хуевый конец, Курвеллочка,- проживая в воспоминаниях их день знакомства, сказал Макс. 

- Обалдеть… 

Макс резко обернулся, но увидел только толпу подростков, что сидели в теньке и тоже кого-то навещали. И сердце не просто упало, что-то в нем оборвалось. Он взялся за решетку и просто руками вывернул зубья. Молодежь напряглась и быстро слиняла подобру-поздорову.

***

Ирине снился странный сон, как Макс ее навещает на кладбище.

- Обалдеть … - попыталась произнести она, но почему-то не смогла. 

Она решила открыть глаза и поменять позу, но и эта опция оказалась недоступной. 

- Что за нафиг? – возмутилась Ирина, а потом поняла, что в этот раз не она кого-то подрезала, а ее подрезала лавина. –И че делать?

Статистика в ее голове, за которую отвечала левая доля мозга, говорила, что жить ей осталось трындец как мало, а вера в Бога, себя и «в едрени фени я лыжи отброшу», живущее в печенках, кричало, что она жила, живет и будет жить, тем более ей на работе ждут. 

Тут ее шибанула мысль про дочку, а потом затрясло от мысли про ипучего Йети. «Пора на выход, точнее на вход. Я лично к Богу на прием не записывалась так рано. Еще не все документы готовы и не все согласования пройдены».

Тело одеревенело, а сердце колотилось как бешеное. Ирину начало трясти от ощущения бесконечной тяжести, что давила со всех сторон. Ледовая смертельная ловушка, хрустальный гроб для спящей царевны.

«И найдут меня во льдах через миллионы лет, стану всемирно известным трупом», - подбадривала она себя, пытаясь двигать пальцами, расширяя пространство для маневров.

«Тысячи километров подо льдом», - рука рыбкой скользила, делая бесконечно однообразные движения.

«Ну давай же, у меня еще секс по плану, некогда мне с тобой лясы точить», - говорила Ира лавине, согревая дыханием пещерку перед собой, проверяя по стекшей слюне, где верх-низ. 

Так она пропела «Курвелла, наш компас земной, а удача награда за смелость» раз шесть, пока ее рука не оказалась на поверхности. 

«Спасибо, все-таки женщина женщину поймет», - рука стала активнее совершать круги, а после того, как Ирина выползла, то легла и начала делать снежного ангела и смеяться, так как она чуть настоящим ангелом не стала.

Через некоторое время она увидела снежное чудовище, что ползло вверх по склону.

- Ты опоздал, Йети, - с осуждением сказала Ирина. 

Чудовище ничего не ответило, а просто схватило ее в охапку и начало ее целовать, одновременно охаживая по попе.

- Больше никуда никогда одна не пойдешь, - сказал после сеанса психотерапии Макс.

- А я не одна… - загадочно сказала Ирина. – Нас таких теперь много.

Макс прижался к пухлым губам и потащил свою добычу в свою пещеру.

 

- Пап, ты маму сильно любил? 

- Нет, - выстреливаю три буквы. 

- Как нет? - с удивляется дочь. 

- Нет, потому что я обожал и сейчас продолжаю обожать нашу маму, - тяжело выдыхаю. 

Уже прошло восемнадцать лет после растворения моей Курвелочки в лавине. 

За все эти годы я не на секунду не забывал ее стремительное вхождение в снежную массу. 

Никогда не смогу вытравить из памяти эту картину. 

Ни одна женщина не смогла стереть или даже приглушить воспоминания о моей Курвелле Гитлеровне. 

Не смогли, потому что лучше, круче, умнее, сексуальнее, страстнее нет и не будет.

Только моя Курвелочка, как настоящий бесстрашный канатоходец, любила и могла легко ходить по лезвию бритвы и тонкому канату над пропастью. 

Радуюсь, что наша дочь не в мать жаждой к жизни на грани. 

Смотрю на надгробную плиту, где нет плоти моей Курвеллочки, потому что тело под многометровой толщей снега так и не нашли, и понимаю в правильности слов, которые я решил выбить на белом глянце мрамора:"Если звезды падают, значит, небесам так нужно!"

"Да, Ириха Гитлеровна, ты была все же права. Рано и легко уходят люди хорошие. Такие как ты, моя Курвеллочка! А такие как я будут долго топтать грешную землю, - обернувшись взглядом попадаю на круглый пузик нашей Сони, который нежно обнимают руки ее мужа Алекса. Смотрю на них и мягко улыбаюсь. - Ириха, я пока не буду торопиться к тебе, потому что скоро у нашей доченька появятся на свет две маленькие девочки. Вдруг одна из них пойдёт в тебя и будет такой же чудной Курвеллочкой. Мне надо помочь Софику, ведь кто кроме меня знает, как правильно управляться с такими особами!" 

- Мы любим тебя, мамочка! И верим в то, что тебе в том мире легко и свободно! Теперь приедем с нашими девочками - с твоими внучками! - хлюпает носом Софа

К белой плите нашей Курвелочки по независящим от нас обстоятельствам наша большая и дружная семья смогла попасть только спустя четыре года. Первой на белоснежный гранит положила цветы маленькая Ириха. 

Софья, увидев одну из новорожденных дочерей, сразу назвала её Ириха. 

Да, другого имени девочке дать было невозможно, потому что именно она оказалась копией своей бабули. 

- Папуль, может все же пора подумать о своей личной жизни, - вытерев слезы, дочь задала вопрос, которого я меньше всего ожидал.

- Нет, милая. Королева в жизни мужчины может быть только одна! Для меня ею была и останется моя Курвеллочка! 

Первая обложка книги