Из неопубликованного - на сцене снова братья де Руже
Глава 18. Строго между братьями
31 марта, 1661. Фонтенбло. Комната маршала двора
- Итак?
Пройдя по затерянной в пожухлой траве и прошлогодней листве тропинке, братья отошли далеко от того места, где мушкетёры разбирали почерневший остов телеги, и грузили на подводу оставшиеся невредимыми ящики с запалами.
- Итак? - вопросительно поднял левую бровь дю Плесси-Бельер.
- Вы хотите узнать о новостях, которые я привёз, или о том, что я думаю об этом событии? - спросил де Руже и обратил взор через плечо маркиза, разглядывая сквозь редкую молодую листву синие кафтаны мушкетёров.
- И то, и другое, - пояснил Франсуа-Анри. - Но, пожалуй, мне интереснее узнать о том, что вам удалось выяснить за это время. Верны ли наши предположения?
- В них нет никаких сомнений, - де Руже ещё раз обернулся, взглядом указывая на подтверждение самых мрачных прогнозов, сделанных ещё в Кале.
- Значит, они действительно готовы пойти на всё?
- Да. Но теперь у них другие цели, - ответил Арман.
- Вот как? - в синих глазах Франсуа-Анри блеснули огоньки.
После разговора с крёстной, мадам де Ланнуа, он ни с кем не обсуждал смерть доктора Дериона, а тем более возможную связь между этими событиями и пропажей шкатулки Марии Медичи.
- Мне кажется, что вам известно кое-что ещё, - произнёс в ответ де Руже. - Но, давайте поступим так - я расскажу вам о том, что мне удалось выяснить, а вы добавите то, что вам известно о произошедшем здесь, в Фонтенбло. Сопоставим известные нам факты и посмотрим, какие выводы можно сделать.
- И всё равно мы останемся слепыми, как котята, - с иронией произнёс дю Плесси-Бельер. - Но я согласен, давайте! Начинайте же, герцог! Или что-то ещё занимает ваши мысли?
Вопрос застал Армана врасплох, и он с удивлением посмотрел на брата. Чисто интуитивно Франсуа-Анри умудрился затронуть самую суть проблемы, ведь именно неразбериха, воцарившаяся в чувствах, могла подвести их в самый ответственный момент.
- Вот что! - не дав времени подумать над ответом, Франсуа-Анри продолжил свою мысль:
- Во-первых, я хочу напомнить вам, что не всегда возможно предугадать намерения противника, даже видя его перед собой. Да и относиться ко всякому событию как к личному вызову – это ребячество. Равно как и взваливать на себя ответственность за все прегрешения этого мира.
- Вам легко говорить! - усмехнулся Арман. - Ведь вы не давали обещания отвести любую угрозу от...
- А вот тут вы до крайности не правы, мой дорогой… - вздохнул маркиз, так и не признавшись в том, что уравняло бы их положение, - в его любви к той, о чьей безопасности он обещал позаботиться в тайне ото всех. Подобную откровенность дю Плесси-Бельер не мог позволить себе даже с тем, кому доверил бы жизнь и саму честь.
- Эх, Анрио, - в тон ему вздохнул Арман.
Оба подняли головы вверх, глядя в ярко-голубые просветы в бегущих по небу облаках, которые виднелись сквозь листву.
- И всё же, не следует брать на себя ответственность за всё на свете, - сказал Франсуа-Анри, - туман надуманной вины может застить истинную причину неудач.
- Вы это называете неудачей? - взмахом руки Арман указал в сторону Большой лужайки, скрытой за порослью молодняка, разросшегося в Старом парке, давно нуждающегося во внимании королевских смотрителей лесов и парков.
- И это в том числе, - подтвердил Франсуа-Анри и прочистил горло, намереваясь вернуться к изначальной теме разговора.
- Интересно бы узнать, а что вы оставили на «во-вторых»? - с долей сарказма, спросил Арман.
- Я всего лишь хотел напомнить вам о том, что в этом деле смешаны разные цели и причины. Лишь о некоторых из них нам известно наверняка. А до многого ещё предстоит докопаться.
- Как, есть что-то ещё помимо того, о чём вы рассказали мне в Кале? - Арман смотрел в глаза брата.
На этот раз он не увидел и тени легкомыслия или попытки свести разговор на шутку, как это было всякий раз, когда Франсуа-Анри хотел скрыть какой-нибудь секрет.
- Но прежде, чем посвятить всё наше внимание этим гнусным событиям, не хотите ли облегчить душу? - спросил маркиз безо всякой усмешки. Напротив, он смотрел на брата вполне серьёзно, а тепло в его глазах напомнило Арману о схожей черте Франсуа-Анри и их матери - умении прислушиваться к своему сердцу, а кроме того, угадывать настроение и чувства собеседника.
- Думаю, что нам не следует ходить вокруг да около, - мягко произнёс маркиз и, не оборачиваясь, пошёл вперёд.
Можно было поблагодарить его за эту деликатность, но в ту минуту мысли Армана были далеки от признательности. Он взвешивал про себя решение: принять ли предложение брата разделить с ним свою боль, или же умолчать обо всём, похоронив раз и навсегда все переживания в глубине души?
- Разве не об этом вы хотели поговорить? - словно услышав этот внутренний диалог с самим собой, Франсуа-Анри указал на это, как на очевидный для него факт.
- Да, это так. Но я не хотел ставить этот вопрос во главе угла. Есть вопросы более важные, чем мои личные переживания.
- Вот тут вы ошибаетесь, мой дорогой, - назидательный тон младшего брата возмутил бы Армана в другой ситуации, если бы дело не касалось самой важной для него особы. Но сейчас он был готов простить Франсуа-Анри любой, даже самый бестактный и жестокий вопрос, как прощают докторам самые суровые упрёки и злые насмешки, уповая на их совет и хоть какую-то помощь.
- Дело в том, что по дороге сюда я обдумывал решение подать прошение Егу величеству. Я хотел просить о приказе вернуться в Кремону. Пьемонтский полк ждёт.
- Вы так полагаете? - не оборачиваясь к нему, спросил маркиз. - И ждёт именно вас?
- Да, - сглотнув тяжёлый ком, Арман ответил на сарказм в этом вопросе, - я так полагал. Но я передумал.
- И причиной тому явился пожар на пикнике?
- И да, и нет, - пожал плечами Арман. - Он напомнил мне о том, что моя служба королю и Франции важна не только в Италии, но и здесь.
- Значит вы здесь ради короля и Франции? Или всё-таки ради Её Высочества? - уточнил маркиз, по-прежнему шагая вперёд.
Арман шёл позади, не видя его лица, и не догадывался о том, насколько созвучны были их внутренние сомнения. Разница была лишь в том, что дю Плесси-Бельера привязывали к придворным обязанностям преданность королю и обещание покойному кардиналу оберегать вверенную его опеке семью, особенно же ту особу, чьё имя он старался не произносить даже в собственных мыслях.
- Вы всё понимаете, - согласился Арман.
- И всё же, я хочу услышать это от вас, а не полагаться на собственные догадки. Знаете ли, дорогой Арман, наши догадки могут сыграть с нами злую шутку, - маркиз остановился и обернулся к брату с невесёлой улыбкой:
- Особенно в тех случаях, когда наши беды начинают казаться похожими. Итак, верно ли я полагаю, что это долг любви?
- Да. Причина в этом.
Де Руже смотрел в лицо брата, замечая разницу между всем известным дю Плесси-Бельером и тем Анрио, который крайне редко открывал себя настоящего даже перед близкими людьми. Собственно, таким его знали только сам герцог и та женщина, с которой маркиза связывала дружба и доверие, как к сообщников в опасном заговоре.
- Что ж, это значит прежде всего, что вы живы, мой дорогой. И нет, я не иронизирую над вами и нисколько не умаляю значения того, в чём вы не смеете признаться даже самому себе.
Песнь соловья, свившего гнездо высоко в ветвях огромного раскидистого вяза, отвлекла Армана от терзавшего его вопроса. А ответ меж тем прозвучал в последних словах брата - тот не ждал от него откровенности, но из горстки скупых объяснений уяснил для себя самое главное.
Оба замолчали на какое-то время, продолжая думать об одном и том же, а когда Франсуа-Анри открыл рот, намереваясь заговорить, Арман положил руку ему на плечо и тихо произнёс:
- Позвольте, я сам закончу эту мысль.
Во взгляде серых глаз сквозила просьба, в ответ на которую его брат кивнул и понимающе улыбнулся.
- Да, вы правы в том, что причина моего желания вернуться в Кремону была в долге любви. И это же чувство подтолкнуло меня к тому, чтобы пересмотреть моё решение. То, что произошло на Большой лужайке, не показалось мне серьёзным покушением на чью-то жизнь, вовсе нет.
- Вот как? - Франсуа-Анри заинтересовано посмотрел на него.
- Вы можете не согласиться со мной, но я не считаю, что это было покушением на убийство. Вы всё видели своими глазами, не так ли? Огонь вспыхнул рядом с телегой? - маркиз быстро кивнул в ответ, а герцог продолжал:
- Всё было подстроено так, чтобы те, кто находились вблизи от огня, успели отойти на безопасное расстояние. И к тому же, как я понял, там находились мушкетёры или гвардейцы. Они сумели погасить огонь в считанные минуты. Ну а те взрывы фейерверков напугали бы разве что комнатных собачек.
- Вы так полагаете? - ещё раз уточнил дю Плесси-Бельер.
- Именно так. Телегу с остававшимися в ней ящиками успели отогнать в сторону. Всё произошло очень эффектно и, заметьте, при максимальном количестве зрителей.
- Среди которых были и придворные, и Швейцарская гвардия, а также мушкетёры Его величества. Это представление произвело немалый фурор, - дю Плесси-Бельер с иронией в голосе подхватил эту мысль. - Блестяще!
- Вот именно! Всё выглядит так, будто кто-то и в самом деле захотел привлечь максимальное внимание к Большой лужайке.
- В этом мы с вами согласны, - снова кивнул Франсуа-Анри, и его глаза загорелись пробудившимся азартом.
- И вот поэтому я пришёл к выводу, что моё место здесь. Что-то здесь происходит, Анрио. Кто-то, подобно ловкому кукловоду, остаётся в тени и дёргает за ниточки, заставляя нас танцевать по его указке. И ему удаётся отвлечь наше внимание. Может, в эту самую минуту происходит или произошло нечто более страшное и важное. Вот только, чёрт возьми, я не знаю, что это! У меня нет ответов на ваш второй вопрос, Анрио. Увы! Я не получил никаких ответов от матушки о павильоне Гонди. Ничего значимого, кроме того, что павильон снова продали.
- Как? А вот это настоящая новость! - глаза маркиза блеснули ещё ярче.
- Да? Вам так кажется? Матушка не придала этому особенного значения. Она сказала, что Фуке поделился с ней этой новостью всего две недели назад.
- Как интересно... - пробормотал Франсуа-Анри, перебирая в уме известные ему события двухнедельной давности. - Нет, право же, это интересно... А произошло ли это до смерти кардинала или после?
- Этого я не знаю, - ответил Арман. - К чему вы клоните?
- А кто новый владелец павильона?
- Как, разве я не сказал об этом? Павильон выкупил от имени короны господин Ленотр. Купчая подписана им и неким Годаром, королевским егерем и смотрителем охотничьего замка в Версале.
- А вот это ещё интереснее! - с этими словами маркиз обратил взор на видневшееся сквозь листву здание мушкетёрских казарм. - Вы помните имя кастелянши павильона Гонди? Той женщины, которая управляла хозяйством в павильоне во время праздника, который вызвал столько шума семь лет назад?
- Семь лет назад? - Арман наморщил лоб. - Ах да, я помню! Это была мадам Годар... Постойте! Так выходит, что купчую подписал её муж? Выходит, что это он назначен управляющим в павильоне?
- Формально, как я понимаю. Хозяйничать там по-прежнему будет мадам Годар. Если только у Его величества не возникнет другая идея на этот счёт.
Ускорив шаг, братья вышли на широкую аллею, ведущую от дворца к казармам. Мушкетёры, которым было поручено доставить оставшиеся невредимыми ящики с фейерверками, уже разгружали их во внутреннем дворе. Остановившись у ворот, дю Плесси-Бельер тронул брата за рукав и тихо произнёс:
- Я так понял, что вы поделились со мной причиной, почему вы решили остаться. А какова была причина для побега?
- Побег? - в глазах Армана блеснули молнии. - Это не бегство! Если вам необходимо знать, это...
- Хорошо, назовём это тактическим отступлением. Но почему же? Я спрашиваю вовсе не из праздного любопытства, поверьте. Если я могу чем-то помочь вам, я готов. Но мне нужно знать, в чём именно нужна моя помощь. Ну же, Арман! Можно скрывать свои чувства и таиться перед юными барышнями, чтобы выглядеть в их глазах романтичнее. Но мне вы можете сказать всё начистоту. Что мешало вам оставаться при дворе?
- Но я уже обо всём рассказал!
- Вы намекнули на кое-что, - качнул головой Франсуа-Анри, - но самое важное утаили. Вы же не считаете, что ваша проблема вдруг сделалась ничтожной после неудачно разыгранной драмы со взрывом на пикнике?
- Нет, - глухо проговорил де Руже, - тогда я по большей мере думал о себе, нежели о ней.
- Ах вот оно что! Так значит, вам не по плечу эта миссия!
- О чём вы толкуете? - нахмурился де Руже и с подозрением посмотрел в глаза брата.
- Да так, ничего серьёзного, - пошёл на попятный Франсуа-Анри, осознав, что едва не выдал, что ему известно о Перстне принцессы.
- Просто я опасаюсь, что могу навредить ей. Понимаете, если не дай бог... Если вдруг... - де Руже ударил себя по бедру крепко сжатым кулаком и стиснул зубы, чтобы не высказать вслух то, что давило на сердце. По своей натуре он был ещё более замкнутым человеком, чем его брат, а до некоторых пор все нежные чувства и привязанности казались ему чем-то надуманным.
- Боги, да что вы себе возомнили? - неожиданно для герцога его брат принял объяснения с неподобающим ситуации весельем. - Вы опасаетесь, что ваше отношение к Её высочеству может навредить ей? Клянусь вам, на самом деле вы далеки от истины. Поймите, Арман, ваша любовь к Генриетте, - Франсуа-Анри сжал поднятую в протестующем жесте руку брата, - нисколько не навредит ей. Напротив, ваши чувства - это оправа, достойная такой драгоценности, какой она предстаёт в глазах всех, кто знает её хоть немного. Именно такое отношение к ней и подчеркивает её красоту, обаяние и очарование. Нет ничего предосудительного в том, чтобы любить женщину, одаривать своим вниманием и поклоняться ей. Чем, по-вашему, принцесса хуже той же княгини де Монако или самой королевы, вокруг которой вьётся хоровод испанских грандов и французских дворян, которые не скрывают своего обожания, и для кого увидеть хотя бы краешек её платья - небесная благодать? Вспомните королеву-мать! Её величество до сих пор не утратила свою былую красоту, а ведь когда-то самые знаменитые и влиятельные дворяне теряли способность здраво мыслить и были готовы на всё ради всего лишь одной улыбки в её глазах…
- Господа!
На крыльце их ждал человек, одетый в форменный камзол слуги Королевского дома, такой же, который был недавно введён по приказу первого камердинера короля, господина Бонтана.
- Господин маршал, - слуга протянул дю Плесси-Бельеру лист бумаги с королевской печатью на нём, - Его величество ожидает вас у себя в кабинете.
- От меня ждут доклада по поводу произошедшего? - спросил маркиз, не раскрывая письмо.
Он понял, что в нём ничего не было написано, так как увидел печать, скрепляющую голубую ленту - это был знак того, что это Людовик посылал за ним, а не кто-то из царедворцев, считающих своё положение и титул достаточно высокими для того, чтобы отдавать распоряжения маршалу королевского двора.
- Именно так, ваше превосходительство.
- Передайте Его величеству, что я в казармах мушкетёров. Как только я выслушаю доклад лейтенанта и человека, который увёз телегу с остатками фейерверков, и взгляну на то, что удалось найти на месте пожара, я доложу обо всём лично.
- Его величество пожелал, чтобы кроме вас, генерала де Руже, а также графа д'Артарьяна к этому делу не привлекали никого.
- И кроме господина Ла Рейни, я полагаю?
- Этого имени я не слышал, ваше превосходительство.
- Прекрасно. Тогда и говорить не о чем, - кивнул маркиз. - Отправляйтесь к Его величеству... Впрочем, подождите. Пройдите со мной. Этот знак, - он показал на лист с королевской печатью, - требует соответствующего ответа.
Все трое прошли мимо отсалютовавших им караульных через вестибюль и поднялись по лестнице на второй этаж.
- Сюда! - маркиз указал на неказистую дверь, одну из многих в плохо освещённом коридоре.
Удивлённый тому, с какой лёгкостью его брат умудряется обосноваться в любом месте, де Руже осматривался в небольшой комнате, спартанская обстановка которой резко контрастировала с уютным интерьером комнаты, соседствующей с королевскими покоями во дворце.
- Пройдите и вы, сударь, - Франсуа-Анри пригласил слугу, и тот вошёл, озираясь на выбеленные стены комнаты, похожей на монастырскую келью, лишённую каких-либо украшений и уюта.
Дю Плесси-Бельер жестом указал брату на табурет у окна, а сам сел за большой стол, заставленный письменными приборами, выгруженными из стоявшего там же походного канцелярского саквояжа. Он выбрал лист бумаги, сложил его втрое и капнул на него сургуч из красноватой палочки, конец которой он расплавил над свечой. Придавив расплавленный сургуч перстнем с печаткой в виде трёх бегущих ног, он подул на и после того, как сургуч застыл, передал бумагу лакею.
- Передайте это Его величеству. Я прибуду с отчётом в ближайшее время. На данный момент я могу лишь сказать, что не вижу опасности. Празднования могут продолжаться.
- Как... Но... - Арман поднялся со своего места и протестующе посмотрел на брата, но, уловив в приподнятых над переносицей бровях скрытую просьбу, молча сел на табурет и отвернулся к окну, сделав вид, что любуется видом за окном.
А там было, на что посмотреть: по алле, усыпанной свежим гравием, бодро шагали две девушки, одетые небогато, но со вкусом, что говорило об их статусе при дворе. И именно поэтому их появление в этой части парка казалось удивительным. А кроме того, на локте одной из девушек висела внушительная корзинка, прикрыта холстом, из-под которого виднелись краешек длинной булки, зелень и горлышко бутылки.
- О, а вот и сёстры ордена Милосердия! - со смехом отметил их появление Франсуа-Анри. - Как вы думаете, Арман, которая из них представится кузиной нашего героя? Надеюсь, что он пострадал не настолько, чтобы не воздать должное вкусной снеди, которую собрали для него эти прелестницы.
- Может быть, это и впрямь его кузины? - предположил Арман, про себя пытаясь вспомнить имена многочисленных родственников Данжюса, о которых тот рассказывал.
- У нашего графа и кузины должны быть огнеподобными под стать ему, - усмехнулся Франсуа-Анри, - а у этих крошек волосы явно не той породы - одна белокурая, а вторая - брюнеточка.
- Как скажете, Анрио. Я не знаток канонов девичьей красоты, - попробовал отшутиться де Руже.
- Хорошо, что хотя бы в этом вопросе вы доверяете моему скромному опыту, дорогой мой! А теперь садитесь и пишите, - указав брату на письменный стол, Франсуа-Анри недовольно нахмурил брови при виде недоумения, написанного на его лице. - Вы что же, забыли, зачем мы здесь? Ну так, знайте, влюблённым благоволят и сами небеса, и все земные силы. Смотрите! Вот, уже и помощь подоспела! Очаровательные посланницы, не правда ли?
- Как? Но... Разве же...
- Это фрейлины Её высочества! - кивнул маркиз. - И вам несказанно повезло, мой дорогой. Они провинциалки, и явно не успели освоиться при дворе. Так что, они горят желанием завести полезные связи.
- Вы полагаете...
- Да! Они с радостью согласятся исполнить мою просьбу!
- Я не о том, - краснея, Арман сглотнул, - я не уверен, стоит ли мне писать... Да кто я вообще в её глазах? Очередной напыщенный дворянчик! Один из многих, кто ищет её внимания в надежде на повышение при дворе. Будь она простой девушкой, не связанной условностями положения, то я бы...
- Вы бы в таком случае предложили ей герцогскую корону и вашу руку в придачу, - серьёзно сказал Франсуа-Анри.
- Да! И если бы она отвергла мою любовь, - его голос дрогнул на этом слове, и Арман глухо произнёс:
- Тогда я бы преследовал её тайно, незримый, как тень. Как ангел-хранитель оберегал бы её, почитал и превозносил превыше всех остальных...
- И уподобились бы когорте тех молчаливых почитателей, которые опасаются выказать вслух свои чувства? Вы?!
- Если вы намекаете на то, что я опасаюсь соперников, брат мой, то вы ошибаетесь! - краснея от гнева и робости, которые с одинаковой силой одолевали его, Арман вскочил с табурета и вплотную приблизился к брату. - Согласитесь вы или нет быть моим секундантом - неважно! Но я вызову на дуэль любого, кто посмеет приписывать мне амбиции, вожделение к богатству или положению Её высочества!
- Нисколько в этом не сомневаюсь! - холодно ответил на эту пылкую тираду дю Плесси-Бельер.
Ледяной тон подействовал отрезвляюще, и, успокоившись, Арман подошёл к столу.
- Простите меня, Анрио. Порой на меня накатывает волна чувств, несвойственных мне, и я склонен видеть вещи в мрачных тонах. Вы правы в том, что, не зная ничего наверняка, глупо строить предположения. Совсем как девица, гадающая о своём счастье. Мне уже известно всё, что мне необходимо.
- Вот как? - приподнял левую бровь Франсуа-Анри. - Не знаю, что опаснее - ваш мрачный пессимизм или вот эта излишняя самонадеянность?
- Нет. Я знаю...
- Хорошо! Я верю вам, - примирительно улыбнулся Франсуа-Анри, - но всё-таки советую написать ей. Пошлём записку с одной из этих девиц. Они с радостью передадут Её высочеству, что о ней думает некий дворянин, высокий и суровый, прямо как генерал на старинном портрете...
- Анрио! - вскрикнул доведённый до отчаянья де Руже. - Вы забываетесь!
- Простите мне эту шутку, Арман! Но порой вы забываете о том, какой вы есть на самом деле. Кто как ни я, должен напомнить вам о том, что вы - выдающийся дворянин и блестящий офицер, каких поискать?
Раскрыв оконные рамы во всю ширь, дю Плесси-Бельер высунулся наружу и, ничуть не таясь, проследил за девушками, которые, звонко смеясь над чем-то, свернули с парковой аллеи и скрылись в воротах внутреннего двора казармы.
- Пишите скорее! Я перехвачу их до того, как их проводят в комнату вашего ординарца.
- Но я не хочу, чтобы Леон узнал об этом!
- Наш славный Данжюс ничего не узнает, - ободрил его маркиз, - доверьтесь мне! Пишите письмо и запечатайте его моей печаткой. А чтобы только Её высочество поняла, от кого это послание добавьте что-нибудь своё... Что-то знакомое вам обоим.
- Я знаю, - кивнул Арман, вспомнив о прогулке к берегу пруда, скованного крепким зимним льдом, где в узкой полынье плавал белоснежный лебедь - верный друг и хранитель секретов, как представила его Генриетта. - Я вспомнил…
- О звёздах и соловьях? - лукаво улыбнулся Франсуа-Анри. - Хотя, это вряд ли... Кстати, вы можете заручиться согласием Её высочества на один или даже на два тура танцев на сегодняшнем балу. Не то, чтобы во время танца вам будет удобно обмениваться с ней хотя бы несколькими словами признаний, - заметив сдвинувшиеся к переносице брови и грозный взгляд, Франсуа-Анри рассмеялся и развёл руки. - И я снова прошу прощения! Поверьте, я давно не испытывал такого удовольствия. Сейчас вы закончите своё послание, я вручу его нашей посланнице, и мы вернёмся к нашему делу. И поверьте, это не доставит нам никакой радости.
Де Руже кивнул ему с серьёзным видом, приняв извинения и соглашаясь с тем, что главная цель их пребывания в Фонтенбло была далека от наслаждений. Даже если ему и удастся явиться на бал, там его будет занимать вопрос безопасности и покоя, а вовсе не желание Генриетты танцевать с ним. Об танцах на балу он не обмолвился в письме, в котором было всего лишь несколько слов лаконичного заверения в озвученном уже намерении оберегать её покой и счастье. Сложив лист, де Руже запечатал его сургучом, приложив свой перстень с квадратным крестом на щите, а рядом с печатью пририсовал крохотный силуэт лебедя.
- Вы не воспользовались моей печатью? - покачал головой Франсуа-Анри. - Зря! Во дворце моя печать откроет перед гонцом все двери... - пробормотал он чуть слышно, - и в прочих местах.
- Ваша вездесущность может пригодиться в других вопросах, - герцог отрицательно покачал головой.
- Что ж... Тогда я отдам письмо той брюнеточке. Кажется, её имя - де Монтале, - сказал дю Плесси-Бельер и скрылся за дверью.
- Может быть. Это вы - маршал двора, - улыбнулся ему во след де Руже, - тот, кто знает всех девиц при дворе поимённо.
