Из неопубликованного - "В свете огней всё кажется ярче"
О том, как искромётная и непримиримая вражда порой полезнее вяло тлеющей дружбы.
Глава 43. В свете огней всё кажется ярче
31 марта, 1661. Фонтенбло
"Огни мелькали тут и там, вспыхивали в разожженных слугами факельных корзинах, в гирляндах, развешанных на шестах по всей лужайке между дворцом и озером. Искры рассыпались целыми букетами подобно огромным огненным цветам и взлетали в полуночное небо. Грохот от разрывающихся фейерверков и свист запускаемых в небо петард смешался с восторженными криками ликующей толпы. Трудно разобрать, кто есть кто среди собравшихся на лужайке перед дворцом зрителей. Обе королевы-матери, Анна Австрийская и Генриетта-Мария, а также супруга короля, Мария-Терезия, в окружении дам и кавалеров стояли на берегу озера на деревянной платформе, которую построили специально для наблюдения за вечерним огненным представлением.
Лодка, в которой Данжюс переправил Олимпию к дворцовому берегу, пристала к причалу, скрытому в зарослях камышей чуть поодаль от платформы, где стояли королевы и их свита. Данжюс выпрыгнул в воду и подтянул лодку за канат, после чего поднялся на мостки и помог своей пассажирке выйти.
- Осторожнее, ваша светлость! После качки на воде, вам может показаться, что земля уходит из-под ног, - предупредил он, поддерживая графиню под локоть.
- Мой милый друг, я уже давно живу с таким чувством, будто бы земля уходит у меня из-под ног.
Это конечно же прозвучало как шутка, и Олимпия благодарно улыбнулась Данжюсу за весёлый смех, настолько заразительный, что на какое-то время она смогла забыть о причине солёных слёз, обжигающих щеки и шею. Пусть бы всё так и было - просто большим розыгрышем, в котором нет ни капли серьёзного, одно только веселье и желание позабавить зрителей большим представлением, разыгравшимся на этот раз не на сцене, а в зрительском зале. И она бы легко согласилась с этой мыслью, если бы не страх, что следующая их встреча с Людовиком покажет, насколько они стали далёкими друг от друга.
- Вашу руку, графиня!
Кто был тот мужчина, стоящий перед ней на одном колене? В темноте было трудно разглядеть его лицо, но голос - этот бархатный баритон с нотками усмешки - его не спутать ни с кем другим, как и дерзость в, казалось бы, смиренной позе. Не имея возможности обойти наглеца на узкой дорожке между зарослями камыша с одной стороны и кустами шиповника с другой, Олимпия была вынуждена остановиться, невольно отпустив руку Данжюса.
- Явились за платой, месье маршал?
- Оставлю этот долг за вами, дорогая графиня, - ответил тот сквозь смех, - пока что.
- Увы и ах! Ваша шляпа канула в воду, о чём я нисколько не сожалению.
- О, представьте себе, я тоже! - парировал дю Плесси-Бельер, поднимаясь с колена. - Мне не слишком-то нравился её фасон. Однако же, дорогая графиня, позвольте мне предложить вам ещё одну услугу!
- Что? Ещё одну? И что же вы намерены предложить мне на этот раз, сударь? Ваш разбойничий шарф? - приподняв брови спросила Олимпия, тщетно ища за спиной у маркиза кого-нибудь из друзей короля, если не его самого.
- Я предлагаю вам себя в качестве сопровождающего, мадам!
- Благодарствую, но у меня уже есть спутник на этот вечер, - Олимпия обернулась к Данжюсу, смотревшему на них с интересом художника, наблюдающего за стремительной переменой погоды.
- Но я предлагаю вам себя вовсе не в качестве спутника, моя дорогая, - Франсуа-Анри смотрел на неё с той дерзкой улыбкой, за которую Олимпии захотелось выцарапать его смеющиеся глаза.
- Так что же вы предлагаете мне, месье маршал?
И вновь она ощутила тот мерзкий холодок от волны мурашек и то, как предательски слабеют колени при виде победной ухмылки на лице дю Плесси-Бельера! Глядя в его глаза с видимой холодностью, Олимпия гадала, хватит ли ему чести сразу же передать ей жестокий приказ Людовика покинуть двор или же для начала этот негодяй развлечется, предоставив ей самой догадаться, кому из придворных дам, жаждущих занять её место гофмейстерины двора королевы, ей прикажут продать патент на должность?
- Для начала я предложу вам мою руку, мадам! - ответил дю Плесси-Бельер. - И заметьте, я не предлагаю вам моё сердце. Я прагматик и прекрасно знаю, что на взаимность претендовать бесполезно.
- А что же, касательно моей руки у вас есть другие идеи? - насмешливо фыркнула Олимпия и без дальнейших колебаний подала зарвавшемуся дерзецу руку, затянутую в тонкую перчатку.
- О, только на ближайшие двадцать шагов, моя дорогая!
В ответ она гневно сверкнула глазами. Это его привычное обращение: "Моя дорогая!" всякий раз цепляло её за живое своей интонацией, намекая на якобы особые отношения между ними, каковых никогда не было и быть не могло!
- Если я более не могу быть полезным вашей светлости, то позвольте мне откланяться! - деликатно кашлянув, напомнил о своём присутствии Данжюс.
Наблюдения за романтичной пикировкой между этими двумя были бы забавным развлечением для графа, если бы не беспокойство за отсутствующего друга.
- Ах, милый Леон! Я безмерно благодарна вам за помощь, - всего секунду назад метавший молнии взгляд графини де Суассон мгновенно потеплел.
Обернувшись к Данжюсу, Олимпия приложила кончики пальцев к своим губам и одарила юношу воздушным поцелуем, который был принят с почтительным поклоном.
- Куда же вы собрались, граф? - поинтересовался дю Плесси-Бельер и с плохо скрываемым удовольствием подставил локоть, чтобы графиня могла опереться на него.
- Отправлюсь обратно к павильону. Сдаётся мне, что Франсуа потерялся где-то в той части парка...
- Виллеруа? Как, разве и он участвовал в гонках?
- А разве нет? - с недоумением спросил Данжюс.
- Нет! Неужели и наш маркиз? - в голосе Олимпии прозвучало разочарование, но дю Плесси-Бельер поспешил уверить её в обратном:
- О нет, моя дорогая, вам незачем расстраиваться! Маркиз не был замешан в этом розыгрыше. Отнюдь!
- Но он не участвовал в открытии бала. Так, где же он тогда? Данжюс, вы что-то знаете об этом?
- Нет, ваша светлость! - Леон озадаченно смотрел на маршала, а тот повёл графиню под руку, и, когда она, зацепившись носком туфельки за корягу, оступилась, обнял её за талию, удержав от падения.
- Здесь очень коварная тропинка, моя дорогая! С вашего позволения, - не дожидаясь ответа, дю Плесси-Бельер подхватил Олимпию на руки и перенёс через заросли камыша на ярко освещенную лужайку ближе к деревянному настилу, на котором были расставлены скамейки для зрителей.
- Я благодарю вас, но это было слишком, - не решаясь привлекать к себе внимание публики, графиня заговорила с ним шёпотом, но из-за недовольства её голос прозвучал, скорее, как шипение рассерженной кошки.
Они оказались в гуще толпы, приветствовавшей возвращение короля, который, на радость восхищённой публики, оказывал знаки внимания королеве, как и ожидалось от примерного супруга.
- Вы хотели продемонстрировать мне эту идиллию, сударь? - с улыбкой, обращённой вослед удаляющемуся Данжюсу, спросила Олимпия, не поворачиваясь лицом к дю Плесси-Бельеру.
- А что в том такого? Всё, как всегда, - Франсуа-Анри пожал плечами, пожалуй, чуть более безразлично, чем это требовалось, - Его величество послал меня за вами, опасаясь, что вы снова не дождетесь его.
- Что?
Если бы дю Плесси-Бельер мог читать мысли, то понял бы, что на этот раз его шпилька угодила глубоко в цель, заставив Олимпию вспомнить о пережитом ею отчаянии и вновь вернуться к мыслям о приказе покинуть двор.
- Его величество просил меня...
- Он не пожелал сказать это мне… Лично? - качнувшись от охватившей её слабости, Олимпия отвернулась, чтобы не удостоить ненавистного маршала зрелищем слёз её отчаяния.
- Пожелал. Ещё как пожелал!
Куда подевался насмешливый тон этого чёрствого до костей человека? Не удержавшись, Олимпия взглянула в его лицо, с удивлением встретив взгляд, полный горечи, на который не могло не откликнуться её страдающее сердце - всё-таки даже этот прожжённый циник не сумел довести порученную ему гнусную роль до конца, не утратив при этом своего легкомыслия.
- О, Луи! За что? - прошептала она упавшим голосом, уже не чувствуя того, как сильные руки обхватили её тело, удерживая от падения.
- Вы не можете упасть в обморок на глазах у всего двора, моя дорогая! Не сейчас, - прошептал он. - Ведь при дворе даже ваше счастье может быть истолковано превратно.
- Счастье? - всхлипнула она, не имея сил уничтожить испепеляющим взором этого неисправимого лжеца.
- Разве вы не счастливы от того, что вы желанны? - теряя терпение, спросил Франсуа-Анри, пользуясь шумом от взрыва очередной серии петард, запущенных над озером.
- Он? Желает меня?
В эту минуту Олимпия была готова искусать себе руки, кляня себя за недогадливость и за то, что позволила ненавистному маршалу увидеть себя в слезах.
- Вы же прекрасно знаете, сударыня, что наш король человек правил и этикета, - тоном упрёка напомнил ей дю Плесси-Бельер. - Будь я на его месте, то ни минуты не раздумывая, отыскал бы вас. И не думал бы ни о чём другом, кроме того, чтобы взыскать с вас долг! Ах, простите, нет, - он улыбался ей, - чтобы высказать вам всё, что у меня на сердце.
- Вы - не он!
- Увы... - голос Франсуа-Анри сделался глухим и хриплым, - он играет свою роль примерного супруга и великодушного короля на радость публике. Он - там. А здесь, рядом с вами, всего лишь я.
- Что вы делаете? - прошипела Олимпия, внезапно осознав, что всё ещё оставалась в его объятиях.
- Спасаю вас от опрометчивого шага, моя дорогая. И взимаю с вас обещанную плату, - долгий поцелуй лишил её возможности ответить, но как только дю Плесси-Бельер отпустил её, Олимпия отвернула от него лицо и горделиво вскинула голову:
- Мы в расчете, сударь! Научитесь уже называть вещи своими именами, месье ростовщик. Или я не отплатила за вашу шляпу с процентами?
Как ни странно, отчаяние и грусть уступили радости, и оба, смеясь, смотрели друг на друга.
- Вы улыбаетесь, и это больше чем самый высокий процент, на который я мог рассчитывать, моя дорогая. Но, не будете ли вы любезны выслушать вторую часть возложенной на меня миссии?
- И что же это? - спросила Олимпия, в ту минуту уловив обращённый к ней взгляд Людовика. - Если эта часть такая же счастливая, то я соглашусь простить вам вашу невыносимую навязчивость.
- О, ваш кредит прощения мне был бы куда щедрее, моя дорогая, если бы вы знали обо всём, что готовится для вас.
- Позвольте мне самой судить об этом, несносный вы интриган! - улыбаясь в ответ на короткий поклон короля, ответила Олимпия.
- Меня просили провести с вами всё время, пока будут запускать фейерверки. А после, когда король и королева решат удалиться, мне поручено сопровождать вас во дворец. Великая графиня де Суассон будет следовать за королевой под руку с маршалом двора! Это положит конец злословиям относительно перемен в вашей судьбе.
- А эти перемены, они грядут? - вдруг посерьёзнев, спросила Олимпия.
- Нет, - ответил Франсуа-Анри, - разве я не сказал вам только что, что Его величество желает, чтобы вы остались?
- Но желает ли он видеть меня?
- А разве вы сами не видите это? - аккуратно кладя её руку поверх своего локтя, спросил Франсуа-Анри. - Всё время, сколько вы здесь стоите, король не сводит с вас своих глаз.
- Так он видел? - невольно покраснев, чуть не вскрикнула Олимпия, - Вы целовали меня у него на глазах? Чудовище!
- Вовсе нет, - невозмутимо отвечал маркиз, - мы были в тени, и никто не заметил этого хотя бы потому, что огненное светопреставление в небе гораздо интереснее перебранки между старинными врагами.
- А мы враги? - в глубине души Олимпия не могла отрицать, что на этот раз всем сердцем хотела услышать от дю Плесси-Бельера обратное.
- Нет. Не с моей стороны.
Обычный для маршала шутливый тон, как ни странно, прозвучал не только убедительно, но и отнюдь не раздражающе.
- Тогда я согласна. Ведь вы останетесь со мной?
Он утвердительно кивнул, и она спросила:
- А когда королева решит вернуться в свои покои, вы будете сопровождать меня?
Ответом был молчаливый кивок в сопровождении улыбки в синих глазах, и впервые Олимпия не ощутила желания уколоть королевского любимца ответной шпилькой."
© «В тени Солнца» Робин Каэри.
