Когда персонаж - актер и прекрасно играет свою роль

Радомир выпрямился и, поставив одну ногу на сложенные дрова, гордо посмотрел на Настю. В тот момент он показался ей невероятно красивым. Его светлые волосы легонько трепал тёплый ветер, то открывая, то пряча плавно изогнутые темно-русые брови, а искрящиеся, проникновенные глаза в обрамлении густых темных ресниц лили на Настю чарующий, возвышенный в своей чистоте свет.

Она невольно залюбовалась его стройным, с идеальными пропорциями телом, словно сам молодой античный бог явился покрасоваться перед ней в лучах заходящего солнца, хотя вряд ли даже сам Аполлон смог бы состязаться с Радомиром в искусстве обольщения. Насилу взяв себя в руки, Настя снова отвернулась, а он принялся дальше рубить дрова.

— Значит, ты актёр... — взволнованным голосом поспешила заключить Настя, стараясь не смотреть, как соблазнительно выделяются мышцы на его спине при каждом взмахе топором. — А твой «отец» жив ещё?

— Нет, увы, нет. А вот мать жива. Мне сильно повезло: «отец» был добрым человеком. Выслушав мой рассказ и узаконив моё положение, как будто я его родной сын, он принял решение забрать к нам в дом мою мать, прислуживать ему под видом обычной крестьянки. Мы приезжали за ней сюда лет восемь назад. Никто больше не знает о том, что я фальшивый Рафаилов. Всё в тайне держим. Теперь и вы, Анастасия Елисеевна, эту тайну хранить будете.

— И какое твоё амплуа? — спросила Настя, подстрекаемая чисто женским любопытством.

— Вообще, за последние три года я один из исполнителей главных ролей всех родов драматического искусства нашего театра, обычно трагический актёр, но порой разделение не слишком строгое.

— Значит, первых любовников тоже изображаешь? — уже чувствуя внутри нарастающую ревность, осведомилась Настя.

— Хм, знаете, моя дорогая невеста, настоящей любви без драмы, как правило, не бывает. В сильной любовной истории главная роль обычно трагическая. Здесь мне и карты в руки. Поэтому порой — да, и первых любовников играю.

Услышав это признание, Настя с трудом удержалась от дальнейших колких комментариев, рождённых в ее взбунтовавшейся от ревности душе, но всё это мгновенно исчезло, как только Радомир вылил на себя ведро воды. О том, что она стоит с открытым от восхищения ртом, безмолвно наблюдая, как по его телу стекают поблёскивающие капли воды, она догадалась лишь по довольной усмешке Радомира. Он картинно, но без излишеств убрал с лица мокрые волосы и с наигранным смущением скромно опустил взгляд, дав Насте время прийти в себя.

Естественный вопрос о том, перед сколькими дамами до неё Радомир оттачивал своё мастерство соблазна, Настя решила оставить на потом и негромко проронила:

— Герман Кириллович считает, что любое искусство — дело рук Сатаны, особенно изобразительное, и уж тем более лицедейство. Тебе так не кажется, Радомир?

— Смотря как играть и смотря что играть. По мне, любое искусство, будь то музыка, живопись или поэзия — это способы выражения человеческой души. Разве можно критиковать композитора, создавшего произведение, или цинично сравнивать картины живописца или строфы поэта — всё это музыка души, она так звучит в определённый момент их жизни. Поэтому, Анастасия Елисеевна, я не считаю верной точку зрения Германа Кирилловича, что всё это — дело рук Сатаны, ведь тогда необходимо признать, что все люди суть творение Дьявола. А сценическое искусство, актёрство, притворство, лицедейство — и подавно. Только как много судеб успевает прожить актёр в своей короткой человеческой жизни! Разве не в этом кроется заветное желание многих алхимиков древности? С начала мира люди мечтали о бессмертии. Одни для того, чтобы воплотить мечты в жизнь, другие для того, чтоб забыть об ошибках и построить жизнь заново, третьи — чтоб отыскать пресловутый смысл жизни. А я имею этот философский камень, я его хранитель. Могу прожить жизнь Гамлета или Одиссея, могу быть женщиной или стариком, утратившим веру, могу быть убийцей или самим Спасителем. Главное, что это даёт мне свободу выражения многоликости человеческой души, возможность прикосновения к вечности и бесценные сокровища познания себя как личности.