Кто нужен крутой пацанке?
Лёка Чумаченко про кличке «Чума» сознательно вытравляет в себе всё женское и стремится стать круче любого парня... до тех пор, пока в её выпускной одиннадцатый класс не приходит новичок Антон Суворов...
Слушайте аудиокнигу "Чума и Одуванчик", автор Sillvercat (русреал, драма, романтика, повседневность), читает Тамаэ.
«Позже, когда они уже умяли по две тарелки вермишелевого супа каждый, а Меланья мирно засопела в углу кухни на расстеленном половичке, Антон спохватился ещё раз:
– А твои родители не будут тебя ругать из-за ежа?
– Некому ругать, – Лёка сосредоточенно разлила чай по большим пузатым кружкам – они с батей любили чаёвничать как следует. – Отец на Сахалине на нефтегазовой платформе вкалывает, а мать… – она запнулась. – Нету матери, в общем.
– Умерла? – выдохнул Антон едва слышно. Глаза его распахнулись.
– Секи пафос, – сумрачно посоветовала Лёка. – Сбежала она от нас, когда я почти грудничком была. Давай, пей чай и не болтай… ерундой, – добавила она присловье бати.
«И выметайся», – хотела добавить она сурово, но почему-то прикусила язык. По правде говоря, ей почему-то совсем не хотелось, чтобы он… вымелся.
– Так ты одна совсем живёшь, что ли? – продолжал допытываться парень.
– Совсем. Что, завидно? – сощурилась Лёка.
Он задумчиво покачал головой.
– А чего так? – ей почему-то стало обидно и захотелось доказать этому молокососу, насколько крута её жизнь. – Бабла хватает. Свободы сколько угодно, не пилит никто…
Антон опять мотнул кудлатой головой и пояснил, виновато глянув на неё из-под длинных ресниц:
– Одиноко же очень. И страшно даже. Как так?
«А вот так!» – хотела огрызнуться Лёка, но не огрызнулась. Встала и молча начала собирать тарелки.
– Ты обиделась, – негромко сказал Антон Суворов и, неожиданно поднявшись, осторожно коснулся её локтя. Пальцы у него были теплыми, и она чуть не подпрыгнула. И разозлилась ещё больше. И открыла рот, собираясь наконец приказать ему выметаться к едреням.
Но не успела, потому что он выхватил у неё из рук тарелки, выпалив: «Дай, я!» – и немедля уронил одну на пол. И в ужасе охнул, глядя на осколки.»
