Легкие миры
В нашем доме ремонтируют фасад. Таджики, мелкие, жилистые и чернобородые, перемещаются вдоль наших окон в строительной люльке. С улицы в дом затекает июльское пекло, смешанное с их гортанными окриками. Закрыв глаза, я представляю пыльную дорогу, арыки, ишаков, замасленные халаты, узорчатые тюбетейки.
В раскрытую форточку доносятся разговоры старух, сидящих на лавочке. Азиатское марево развеивается.
— А вот указ вышел, — слышу я вещающий с расстановкой голос.— Постановление Беглова. Путин подписал! Чтобы жильцам при капитальном ремонте окна меняли. Должны старые снять, а металлопластиковые поставить. — голос делает красноречивую паузу. — Но только тем, у кого квартира неприватизированная, остальные за свой счет.
Старухи оживляются.
— Так специально скрывают от народа, это постановление-то, — прорывается сквозь уличный шум хорошо поставленный голос первой вещуньи. — Чтобы люди не требовали, что им положено. А кто грамотный, уже давно в жэке заявление написал. Я завтра схожу напишу.
— Сходите-сходите, нам расскажете, — выглянув из окна, я вижу, как покачиваются белые панамы на тонких старушечьих шеях.
— Месяца не работают, а один уж жену себе присмотрел, — бабки переходят к следующей теме.
— Ишь ты, ловкий, — кивают панамы.
— А чего им теряться, — фыркает старуха с клюкой. — Целый день вверх-вниз ездят на своей бандуре, в окна заглядывают, всю жизнь нашу как есть видят. Какая у кого обстановка, кто с кем живет, дети есть ли. Если собака, то не дай Бог. Они собак не любят. Если маленькая собачка еще ничего, а больших боятся. А у нас в каждом окне по бабе. Вот они какую себе приглядят, чтобы попышнее была и глаза голубые, раз проедут, два проедут, да и перемигнутся. А потом начинают ей в окошко постукивать. Сама слышала. Закройте, мол, окно, а то пыль налетит. Или водички попросят. А там уж слово за слово. На пятом этаже женщина. Не по нашей лестнице, с третьего подъезда. Она, я вот не знаю, — рассказчица поерзала от удовольствия, переменила руку, которой опиралась на клюку, — не знаю, то ли есть у нее муж, но пьющий, то ли она сама пила, а муж ее бросил, но теперь-то она вылечилась. И вот, значит, который у них заместо бригадира, может, видели, плотный такой, глазюки черные навыкате, а борода клочками, с ней и сошелся.
— А дальше что? — спрашивает дедок, выгуливавший собаку и от нечего делать встрявший в разговор.
— Дальше пропишет его, — уверенно заявляет старуха, тяжело поднимаясь. — Только сначала он, как здесь закончат, в Таджикистан ее повезет. С родителями знакомить.
— Мама! — кричу я на кухню. — А долго они тут ремонтировать будут, не знаешь?
— До октября, — словоохотливо отвечает мама, у которой тоже, оказывается, есть интересная информация по поводу таджиков. — А дальше семестр у них начнется.
— Что-о начнется? — я выкатываю глаза от удивления.
— Семестр, — объясняет мама. — Я же у них спросила, вы, ребята, кто, а они говорят: мы студенты, летом на стройке подрабатываем.
— Искусствоведы, не иначе, — бормочу я, задумчиво глядя в окно.
— Колледж информационных технологий, — доносится до меня голос с лавочки, где белые панамки перешли на обсуждение внуков. — Мой в прошлом году поступил. Учится на одни пятерки. Учителя говорят: «Что ж ты к нам, такой умный, пришел»...
