О литературе и амплифекалиях
Это очень нехороший пост. Он вульгарный, бессовестный и провокационный.В общем, предупредил)) Если решились читать дальше, то на ваш стах и риск.
Как я уже упомянул в аннотации к роману «Сумка, посох и удача!», некоторые части его краешком затрагивают современную литературу. Или не несовременную)). И мне захотелось выложить в блоге фрагмент одной из глав, который, на мой взгляд любопытен, возмутителен и интересен.
Очень краткая предыстория событий, происходящих ниже: маг (Игорь Булатов, он же ГГ) приняв образ Элсирики (своей подруги-писательницы, автора любовных романов 18+) появляется перед графом Конфузом. Спаивая его водочкой, пытается выведать кое-какую информацию. Проблема в том, что маг принял образ писательницы только наполовину – ровно по пояс. Но это неважно, ведь речь о литературе)
Да, кстати, эту главу в романе пока не ищите, она появится много позже. А если кому-то не терпится знать, чем закончилась эта сцена, пишите в комментах, здесь же дам продолжение.
Итак, иной магический мир, попаданство, замок графа Конфуза:
- А… давайте, - согласился я. Мне было все равно, о чем болтать с господином Конфузом. Главное, чтобы он скорее опьянел, потерял осторожность, и у меня появилась возможность снова вернуться к вопросу о захоронении Поризов. – О литературе, так о литературе, - я опрокинул содержимое бокала в себя и потянулся за кусочком рыбы. – О Пушкине, Достоевском или Лукьяненко будем болтать?
- Что? – не понял илиец.
- Да так, извините, несколько имен безызвестных литераторов, - поспешил оправдаться я, вытаскивая сигарету.
- Ну, зачем же о безызвестных? Поговорим о вас, Элсирика. О книгах, которыми вы осчастливили наш грешный мир, - после второй порции водки граф раскраснелся и стал более непринужденным, его глазки все дольше задерживались на моем декольте и мигали озорным огоньком. – Я прочел все ваши книги из тех, что мне удалось достать в Илии, и убежден, что даже творения Покемона Мильдийского и Пофигама Быстрописа блекнут перед вашим светлым талантом.
- Эт точно, - согласился я, откинувшись на спинку кресла и закуривая. – Быстрописа я вообще серьезным автором не считаю. Дешевка он, раздолбай и графоман. Мне больше по душе Брынс Пьяный. «В кабацком шуме с кружкой эля, я лапал грудь твою, от счастья млея…», - продекламировал я первое пришедшее на ум из поэзии великого Брынса. – Или вот: «Люблю я баб зимой и летом, спешу я всем сказать об этом…».
- О, Элсирика, вы шутите! – Конфуз рассмеялся и пригрозил мне пальцем. – С вашими-то вкусами этого грубого похабника Брынса! Вы знаете, как называется моя любимая книга?
- Даже не догадываюсь, - искренне признался я, пуская к потолку струйку табачного дыма.
- Конечно же «Русик и Люси».
- Это кто такое написал? – я наморщил лоб и нечаянно стряхнул пепел в тарелку.
- Ой, какая вы шутница! Вы написали – все цивилизованные королевства об этом знают.
- Я? Ах, да, конечно, я, - только сейчас я вспомнил, что среди бредовых шедевров госпожи Рябининой имелся роман и с таким названием, сюжет которого был откровенно позаимствован из поэмы «Руслан и Людмила», разумеется, как следует обезображен и дополнен невоздержанными Анькиными фантазиями.
- Прежде всего, меня поразил язык. Ваш неповторимый авторский стиль! Лично я полностью убежден: до сих пор ни наша литература, ни мильдийская, ни литература любой другой высококультурной страны ничего подобного не знала! О, дорогая Элсирика, как же свежо и неожиданно вы пишите! Извиняюсь, а можно этого еще немножечко? – теперь палец графа указал на бутылку с водкой, и я обрадовался, что илиец предпочел водочку «Пепси-Коле».
- Интересное питье, - заметил Конфуз, следя за прозрачной жидкостью, с мистической неторопливостью покрывавшей донышко бокала. – Вкус сначала не слишком приятный, зато как бодрит, как воспламеняет душу!
- Душевное питье. Наслаждайтесь, - я протянул ему бокал, а сам с принятием спиртного решил повременить.
- Ух, хорошо! – проглотив пятьдесят грамм воспламеняющего душу напитка, господин Пико шмыгнул носом, нервно дернул плечами и схватился за поросячью ножку. – Так вот, вернемся к вашему творчеству, дорогая Элсирика. Как я уже сказал, больше всех меня потрясла книга «Русик и Люси». Я не хочу сказать, что другие ваши романы хуже – совсем нет. Прекрасны и «Ночи Шехиры», и «Красная Юбочка» и, безусловно, «Маленький Хук». Просто «Русик и Люси» - первое, что я прочитал, открывая вас, как самую гениальную писательницу современности. Поэтому мне так в душу запало. Ах, какой там язык! Какие неожиданные фигуры речи! Ваши сверкающие, многогранные аллюзии, полные музыки глоссолалии, революционные амплификации придают повествованию такую необыкновенную силу и искренность, что слезы брызжут из глаз.
- Простите, ампли… кого?
- Что «кого»? – граф, на миг отстранившийся от жаркой речи, с непониманием уставился на меня.
- Какие еще «амплифекалии»? – поинтересовался я.
- Как же… Я имел в виду амплификации – ряд определений усиливающих смысл сказанного, - оправдался Конфуз и продекламировал: – «Люси нарядна, прекрасна и красива…»
- Да, это есть. Этого добра в моих книгах навалом, - я закивал и подлил ему еще водочки.
- Особенно меня поразило, как вы умело, тонко встраиваете в текст вульгаризмы и эвфемизмы. Самые пикантные ситуации подносите на таком изящном блюдечке, с такой элегантностью, что ими хочется наслаждаться безгранично, - продолжил Пико. – Хочется окунуться в них, переживать их еще и еще. Они словно в хрустальной оправе. Они светятся первородной силой слова.
- Ну, умею, черт возьми, - согласился я, наполняясь гордостью за творчество своей бывшей сокурсницы. – Талант не зароешь. А тем более с вульга… этим, с вульгарностью у меня всегда хорошо было. С детских лет, так сказать.
- Ой, как вы смешно шутите! У вас очень живой ум, милая моя госпожа. Особенно ярко его раскрывают ваши романы. Каждая фраза в них - образец мудрости и афористичности. Некоторые ваши высказывания я даже внес в свой дневник, - граф засуетился, полез в карман. Мне подумалось, что он достанет сейчас какой-нибудь потрепанный блокнотик и начнет зачитывать крылатые фразы Рябининой, но Конфуз извлек шелковый платок, тщательно вытер губы, а потом воспроизвел несколько фразочек по памяти: - «Пришел, увидел, полюбил!». А?! Каково?! Сколько нарастающей динамики передано тремя могучими словами! Сколько смысла, обусловленного прямым действием! Три гениальных глагола в ряд – и три восходящих победы!
- Цезарем навеяно, - пробормотал я, разливая остаток водки.
Хозяин замка моего замечания не расслышал и продолжил:
- Или вот: «Любовь иногда приходит слишком внезапно и застает нас в неглиже».
- Добавьте сюда еще это: «Любить или не любить, вот в чем вопрос!», - посоветовал я следом за графом погружаясь в литературную полемику. Затем наклонился к сумке и достал вторую бутылку водки. – Или такое: «Любовь вечна... только партнеры меняются».
- Великолепно! – воскликнул Конфуз, встал и, посапывая от удовольствия, придвинул свое кресло вплотную к моему.
- Последнее только что придумала, - с едва скрытым ехидством сообщил я, освежая бокал графа.
- О, Элсирика!.. – проговорил Пико, наклонившись ко мне. – Вы меня так приятно удивляете! Вы меня воспламеняете!
- Я сама с себя обалдеваю, - прошептал я, притягивая к себе графа за кончик воротника и невинно хлопая ресницами.
- Ваши романы пронизаны любовью, - не сводя с меня восторженных глаз, Конфуз тоже моргнул.
- Совершенно в дырочку. Я переполнена любовью, вот она и выплескивается на страницы моих книг. Давайте выпьем, по этому случаю, - я потянулся за бокалами, и моя грудь уперлась в графский нос.
- Элсирика, вы и есть Любовь! – произнес он, принюхиваясь к запаху моего дезодоранта. – Я в вас тону…
Мне подумалось, что затопление графа в буйных волнах любви несколько преждевременно - он вполне еще мог пригодиться, поспособствовать проникновению в усыпальницу Поризов – и я сказал серебристым голоском Элсирики:
- Милый Конфуз, не надо так. Давайте лучше выпьем.
- Давайте, - трагически произнес Пико, принимая бокал.
После возлияния, мы взяли по куску остывшего поросенка и молча ели, глядя друг на друга с бесконечным обожанием. Окончательно насытившись, я закурил и для ощущения полного блаженства положил ноги на стол. Это было моей ошибкой: илиец увидел пыльные сапоги сорок третьего размера, расположившиеся между серебряных блюд, и взгляд его мигом протрезвел.
- Что у вас с ногами, любовь моя?! – с беспокойством спросил он.
- Э-э… - ответил я, не готовый к столь коварному вопросу. – Распухли ноги мои. Ага. К вам спешила так, что ноги натерла, а потом они того… Мозолями обзавелись. В общем, омозолились и категорически распухли. Пришлось расстаться с туфельками и снять сапоги с Блатомира.
- Вы сняли сапоги с мага? Извините, по моему мнению, дурного человека и заносчивого мерзавца.
