О любви и ромашках!
Дорогие мои читательницы! Всего два дня на даче, а мне уже вас не хватает! Вот, решила заварганить блог!
Сначала летний стих в ленту:
РОМАШКОВОЕ ПОЛЕ
В той дали, где и воздух от солнца звенит,
Там где ветер, свободно играя с травою,
Что-то шёпотом весело ей говорит…
И хочу, разбежавшись, упасть в этих трав середину,
И раскинувши руки, на синее небо глядеть…
И надеюсь увидеть такие большие глубины,
От которых, душа может, просто сорвавшись, взлететь…
Где поющее летом цветное раздолье,
Захлестнёт с головою, запутает счастьем любви,
Даст свободную вольную, вольную волю,
И энергию мощную темной, горячей земли…
Я тебя потяну в этот рай полевой за собою,
Потому что хочу, чтобы ты, как и я ощутил
Притяженье земли сумасшедшее и неземное,
Чтобы так же в ромашках, как ветер, играя, парил.
Чтобы смог от проблем, хоть на миг оторваться,
Вспомнить, как пахнет свободой простая трава,
Чтоб по жизни лететь и ногами её не касаться,
Потому что, земля – это, правда, и значит права…
Ну а всё остальное пустое, дурное, кумарное,
Суетливые будни, звонки и всё время ужасный цейт-нот,
Это марево затхлое, дикое, даже кошмарное,
Счастье простое земное никак разглядеть не даёт…
Я долго и упорно трясу термометр, прежде чем вставить ему подмышку, потому что любое прикосновение не проходит для меня бесследно, а ресурс хладнокровия исчерпан, тем более, и он потеплел как-то. Выключить себя я не в силах, особенно, когда Игорь глядит на меня в упор. Фиг знает, может он это понимает, поэтому спасает, забирая градусник из моей руки, даже не касаясь.
Потом мы пять минут молчим. Нам и поговорить-то, не о чем, да и не нужно. Потому что опять наговорим такого… А вот молчится у нас прекрасно. Я гляжу на него, он на меня. И столько в его взгляде! Там есть место и прости! И ну, как ты? И ещё, что-то важное и главное, но, наверное, я ошибаюсь, приписывая всё это молчаливому взгляду своего заклятого…
Термометр зафиксировался на отметке тридцать семь и восемь, и это прекрасно! Потому что ночью, когда оттаял под одеялами, он меня напугал своими тридцатью девятью с половиной! Вернул его так же, как и забрал, не касаясь. А я держу и чувствую на тонкой стеклянной трубочке его тепло и запах. Он там вспотел сто раз за эту ночь, но от запаха его пота мне сносит крышу… опять! Беру себя в руки, говорю,
- Молодец, - скорее стряхиваю и убираю в футляр, - я и правда, могу отдохнуть.
- Можешь, - разрешает, и даже одаривает улыбкой. Тут же зажимает трещину на губе, и она начинает кровить.
Без контакта не выйдет. Беру марлевую салфетку, смачиваю в перекиси и нагибаюсь к нему. Он в это время садиться, да так резко, что сталкиваемся лбами,
- Прости! – оба в один голос. Тут срабатывает какой-то скрытый механизм, щелчок, и нас отпускает. Словно и не хватало этого удара в лоб, чтобы лопнула нервная струна, и пришло облегчение. Начинаем смеяться, сначала непривычно, робко, пугливо, он, зажимая разбитую губу, я голову.
Потом аккуратно прикладываю салфетку к его ране, а он сверху накрывает горячей ладонью. Всё! Законтачились!
Отнимает мою руку от губы, целует ладонь, не отрывая взгляда, а я, как заворожённая, боюсь шелохнуться и спугнуть видение. Игорь с сомнением, но всё же, тянет меня на себя, и я тянусь, и оказываюсь в его руках, прижатой к горячей груди, захваченной в плен, теперь уже намертво, как глупая муха в крепких безжалостных лапах паука, да ещё и одурманенная его запахом! Интересно, ему слышно, как колотится моё сердце?
Он сегодня на удивление чуток, разворачивает лицом к себе и прижимается губами, мягко, нежно, робко. Я так же робко с сомнением отвечаю, у него там рана, какие поцелуи через боль? Потом я уже не помню, что там у него с губой, потому что реально сносит крышу. Где я? Кто я? Зачем? Хорошо, что сижу у него на койке, потому что ноги ватные, я вообще в кисель превращаюсь, ещё немного, и лягу к его ногам…
И для услады глаз немного визуала:



