Портреты персонажей романа "Я стою на том берегу"
Сегодня я хочу поделиться с вами портретами героев моей книги "Я стою на том берегу", которые создал замечательный художник и писатель А. Кластер.
Виктор
"Вообще-то он собирался к Майе, но дома ее не оказалось. А сидеть вечером одному в холодной квартире настроения не было; такие вечера и без того стали слишком частыми в последнее время. Подумав, Виктор направился в сторону Бременской – по всем расчетам Родионову деться было некуда, так почему бы и не нанести визит старому затворнику…
Порой даже общество Родионова способно показаться желанным и притягательным.
Темнело быстро, ледяной крупой било прямо в лицо, и предобморочный свет фонарей мало что мог изменить. На улицах почти никого не было, пурга всех попрятала по домам. Даже удивительно, как изменился город, за какие-то часы став едва живым и заброшенным…
Холодная же зима в этом году, равнодушно подумал Виктор. Правда что ли, ледник наступает… Тонкая ткань плаща, чуждая и даже смешная такой погоде, не спасала нисколько".
Эльза
"Они встретились поздним утром на вокзале, у старой часовни. Эльза пришла вовремя, не опоздав ни на минуту, и это было так необычно, но удивительно приятно. Виктору она показалась еще более красивой, чем вчера: в белом приталенном пальто до колен, ловко обхватывающем всю ее тонкую, стройную фигурку, с маленькой светлой шапочкой, прикрывающей от холода розовые ушки... День был воскресный, и она оделась как на праздник (или ему так только почудилось), но обувь, выбранная ей, теплые сапожки на низком каблуке, обличали здравый смысл и практицизм: и в самом деле, им предстояло много ходить".
Майя
"Виктор поразился, до чего они с Майей не похожи друг на друга. Эльза – короткостриженная блондинка, среднего роста, и по всем повадкам настоящая аристократка, сестра – темноволосая, и длинные волосы собраны вечно то в тугую косу, то в тяжелый узел, кое-как подоткнутый шпильками и заколками, маленькая, юркая и такая простая... Майя была для него здесь единственным настоящим осколком дома, всего привычного, дорогого, из детства".
Алисия
"Явилось новое лицо – полная, некогда яркая дама, еще сохранявшая остатки былой красоты. Пухлые чувственные губы, выразительные, немного выпуклые, жалостливые светлые глаза, каштановые пышные волосы, убранные под косынку. Единственное, что портило эту увядающую Венеру – выражение томной, капризной усталости, кажется, навек застывшее на когда-то прелестном лице. Однако при виде молодого человека дама расцвела любезной улыбкой.
- Добрый вечер...
- Это друг Алексея Палыча, тетя, Виктор, - Алексеем Палычем звали Родионова. – А это моя тетя, Алисия Шварц.
Виктор поклонился.
- Тетя, мы пойдем завтра смотреть Харлсберг, хорошо? Ты не будешь против?
Кажется, Алисия растерялась.
- Нет, наверное... Но что же мы стоим! Давайте хоть чаю выпьем: вы, наверное, совсем замерзли...
Их усадили пить чай («эта зима настоящий кошмар, не так ли?.. Как вы полагаете, не будет ли осенью неурожая? В воскресном выпуске опять поднимали этот вопрос...»), и, надо признать, это было очень кстати. Виктор даже сумел несколько преодолеть свою стихийную неприязнь к Алисии: она была, конечно, излишне суетлива, и у нее было такое томное, усталое лицо, и, кажется, она вообще не имела своего мнения, повторяя то за мужем, то за газетами, но, в конце концов, это еще не самое страшное, что может быть с человеком. В конечном итоге госпожа Алисия была, по-видимому, обычной городской кумушкой, и к этому надо было относиться снисходительно..."
Ганс Йозеф Шварц
"Ганс Йозеф Шварц любил свою жену. Любил, хотя давно понял, что она из себя представляет (а представляла она, по его мнению, круглую дуру). Любил, несмотря на ее категорическое желание не иметь детей (впрочем, возможно, она была права, он и сам не видел ее в роли матери… да и потом, у них была Эльза). Немножко подшучивал, немножко презирал, когда она начинала раздражать своей бабской глупостью и суетой, но все же любил.
Он женился на ней из-за красоты, даже и теперь она привлекала мужские взгляды, в молодости же от искателей не было отбоя. Герр Шварц обладал именем и приличным состоянием, вообще был недурен собой, неглуп и прекрасно держался в обществе, неудивительно, что красотка Алисия сдалась под его напором и из всех поклонников выбрал именно его. Пелена скоро спала с глаз, герр Шварц обнаружил в своей жене дуру… и принял это с философским спокойствием. А конце концов для интеллектуальных бесед у него оставались друзья, а ум вообще (он был убежден в этом) для женщины являлся скорее помехой, нежели достоинством.
Ганс Йозеф Шварц любил свою жену, но иногда он готов был ее убить."
Алексей Родионов
"Меж тем Родионов накрыл на стол. Маринованные огурчики, грибочки, стопочки… Ганс Йозеф испытывал острое чувство ностальгии. Как же у него это давно было – такие вот дружеские посиделки за бутылочкой и чтобы никаких параллельно дел, проблем…
Фон Шварц был немного сентиментален.
- Ну, за встречу, - предложил Алексей.
- За встречу.
Выпили.
- Да с вами, пожалуй, поведешься… - не то посетовал, не то привычно удивился поздний визитер.
Родионов, закусив огурцом, хмыкнул.
- Как у вас дела-то там? Колесики вертятся?
- Куда ж им деться… Пыхтим, тужимся. Выборы вот эти…
- А, все это, одни формальности. Какая теперь уже разница, кто победит…
- Ну не скажи…
- Тебе-то уж волноваться не о чем, тебе место и в Парламенте обеспечено, стоит только захотеть.
Ганс Йозеф замолчал. К великим чинам он не рвался, ему вполне достаточно было масштабов его города.
- Все это ерунда, - повторил Родионов, наливая опять. – Тараканьи бега… Империю мы все равно… - он употребил не вполне цензурное слово.
- Нашел что вспомнить, - вспылил Шварц. – Ветхий Завет… Тому уже сколько лет…
- Не более двадцати, - сверкнул очами хозяин из-под лохматых бровей.
Плечи гостя поникли. Как и у многих людей его поколения, это была его любимая мозоль.
- Сами заартачились, взалкали национального государства, - внутренне страдая, произнес он.
Родионов оскорбительно захохотал.
- Какое мы национальное государство, Ганс? – отсмеявшись, спросил он. – Мы с тобой такие же одноплеменники, как кошка с собакой…
- Сравнил, - обиделся тот. – Империя всех перемешала. Да и Империя отстояла дай боже пятьсот лет. Хоть и в светлом образе конфедерации.
- Империей были, Империей и померли, - устало сказал Алексей. – Мы сменили форму правления, но не суть, Ганс. Так уж природа устроила, что Острова должны были или перерезать друг друга, или объединиться. Может, и перерезали бы, кабы не Континент… Наличие общего врага всегда как-то сплачивает, знаешь ли, - съязвил он. – Заставляет искать компромиссы, приучает, так сказать, к толерантности"
Эмма
"Гостья пристально изучала ее лицо. Молчание затягивалось.
Эмму это все начало раздражать.
- Что вам нужно? Учтите, я ничего не покупаю и не продаю…
- А я вот все думала, узнаешь ты меня или нет… Я Эльза. Здравствуй.
И опрокинулось, и полетело.
Черно-белые фотокарточки, вложенные в письма сестры.
Радостный младенчик, сучащий в воздухе ножками.
Пятилетняя девочка, серьезно смотрящая в камеру.
Школьница, держащая за руку тетю.
Девушка-подросток в несуразном, но модном платье…
У нее не было только последней фотографии, самой последней, но зачем она, когда перед ней стоял оригинал – оригинал, а не обманчивый, лживый снимок!
Ее двадцать, ровно двадцать лет не виденная дочь.
Как же могла не узнать ты, Эмма, эти тонкие черты, эти голубые глаза, этот жесткий неженский рот? Эти глаза – твои, этот рот – рот Карла, эти волосы, эти льняные волосы, о которых ты так мечтала всегда и которые не могла подарить ни одна дорогостоящая краска, разве не ими славилась в молодости свекровь?
И плевать, что ты никогда не любила свекровь, Эмма.
Все сошлось в этом лице, все переплелось в нем: ты, Карл, молодая любовь, ненужная беременность, ваши родители, эта страна, такая больная, такая любимая, одряхлевшая Империя, Разломанная на куски.
Плачь, Эмма, плачь! Тебе никогда не искупить своей вины перед этим лицом, как никогда не станет целой Империя, ну а если и станет – так ты до этого не доживешь.
Острова, острова, острова…
Острова, разбросанные в океане.
Такие же несчастные, такие же одинокие, такие же потерянные, как вы"
Карл
"Почему-то Эльза никак не предполагала, что у ее отца может быть семья.
Инстинктивно она ждала, что он окажется одинок. В этом смысле мать оправдала ее надежды, у той даже кошки не было.
С Карлом получилось иначе.
Эльза вошла в дом.
Уютная гостиная, и сразу видно – здесь обитает женщина. Швейная машинка, женские журналы, выкройки на столе. Ощущение какого-то прирученного хаоса. Судя по всему, здесь не знали, что такое порядок, но и явной заброшенности и нечистоты не было.
На клетчатом диване, в домашних туфлях, развернув широкополосную газету, разместился мужчина. Сухощавый, подтянутый. Седые виски, породистое, умное лицо. Глаза, изучающе рассматривающие незваную гостью. В них промелькнуло изумление – и пропало. Узнал.
– Эльза? – неуверенно произнес ее отец.
Эльза тоже его узнала. Он изменился с тех пор, как была сделана последняя фотокарточка, которая у нее была, но не до такой степени, чтобы его можно было принять за другого человека."
