Простите...

С Прощённым Воскресеньем!

Вспомним тех, кто смог простить и двигаться дальше?!

Верни мои крылья



Вытерев полотенцем лицо, несусь сломя голову на кухню и замираю в дверях с широко распахнутыми глазами. Сердечко, которое только-только успокоилось, снова начинает грохотать и рваться наружу. Передо мной снова не лучшая картина, заставляющая пережить адские минуты. Папа сидит на прежнем месте и тихо считая капает в бокал с водой валерьянку, после протягивает его заплаканной маме. Она берет трясущимися руками, похуже, чем у меня, выпивает. Неужели, когда она давала мне пить, у нее уже тряслись руки от волнения? Скольжу тревожным взглядом по столу, вижу валерьянку и блистер с таблетками. Первая мысль — сердце.
По моему лицу снова текут горькие слезы, но на этот раз от стыда. Как я могла, особенно после всего, что они для меня сделали, забыть про них? Кажется, сегодня я пролью весь свой годовой запас. Я иду к ним и резко падаю, больно ударяясь коленями о пол. Недолго думая, кладу голову маме на колени и обнимаю ее что есть сил.
— П… простите меня, п… пожалуйста. Со мной одни беды, — мои слова звучат бессвязно, жгучей болью отдаваясь в груди.
— Все хорошо, принцесса, — мама ласково гладит меня по голове, как раньше, не переставая лить горькие слезы. — Марк — наша семья, и мы тоже переживаем за него.
— Я знаю… знаю. Просто не была готова к такому.
— К такому нельзя подготовиться, Лиза, — тихо произносит папа, присоединяясь к маме.
Папа, любимый мой. Как всегда, уверенный в себе, тыл и защита семьи. Несмотря на случившееся, держится как кремень.
— Да, ты прав, — всхлипываю, вытирая слезы.
— Собирайся, скоро Евгений подъедет, а ты красная как рак.
— Папа! — Ну вот, шуточки. Зная отца, могу сказать, что все будет хорошо.
— Принцесса, собирайся, — пока мы с папой обмениваемся взглядами, слышу тихий мамин голос, каким она в детстве читала мне любимые сказки. Именно такой бархатный и ласковый голос рассказывал мне о счастливом будущем принца и принцессы.

Я возьму тебя в долг



Амирка, звонко смеясь, несется в прихожую, я, не спеша, топаю следом за ней. Стоит мне показаться в коридоре, как впадаю в ступор. На моем лице можно прочитать не только удивление, но и шок. Именно из-за него я не в силах пошевелиться и что-либо сказать. Язык онемел, в горле першит, а на глазах скапливаются слезы.
Дочь души не чает в деде и всегда первая летит в его объятия. Дед — это ее все. Он всегда поддакивает, ужасно сильно балует и поощряет любые ее проказы. И ладно бы капризы, я бы закрыла глаза, но проказы? Это уже перебор.
Сегодня дочь меняет курс и летит в объятия Карима. Отец удивленно продолжает стоять с вытянутыми руками, пока Амирка, словно маленькая обезьянка, вскарабкивается на удивленного Карима. Она что-то шепчет ему на ухо, он расслабляется и позволяет себе улыбнуться.
Улыбкой счастливого человека.
— Прости, — виновато произношу, обнимая отца за плечи и наслаждаясь его ответным теплом. Как же я соскучилась по нему.
— Все просто замечательно, пошли, — кивает в сторону кухни и, играя бровями, прямо как в детстве, когда хотел поговорить со мной наедине, тянет за собой.

Вторая жизнь



Вопрос, прозвучавший из его уст, заставляет вздрогнуть, сделать последний шаг навстречу. Я не хочу, чтобы моя жизнь вот так в одночасье рухнула. И не хочу, чтобы он погубил себя в этом дерьме. Что ж, придется идти на радикальные меры. Если он не хочет разговаривать с Полиной Брониславкой, значит, послушает Оливию Уайлд.
— Хорошо. — Пара решительных шагов в сторону — и вот я стою напротив шикарного байка, мешая ему тронуться с места. — Я виновата перед тобой, слышишь? Я очень сильно об этом сожалею, — выкрикиваю ему в лицо извинения и изо всех сил стараюсь не обращать внимания на его недовольство. Мне больно, но и ему не лучше сейчас. — Все очень просто, я не знала тебя настоящим. Не знала о твоих интересах, каким ты вообще можешь быть замечательным. Я не знала, слышишь? И все это время ненавидела тебя, о чем сейчас жалею, — признавшись, почему затеяла спектакль со статьями, тяжело вздыхаю и уже тише продолжаю, полностью уверенная, что сейчас он меня слушает и, главное, слышит. — Я не знаю, что у тебя случилось, но чувствую, что есть что-то, из-за чего ты такой, — развожу руки в стороны, давая ему понять степень его идиотизма. — Прошу, прости меня. Больше никакой Оливии Уайлд не будет. Она мертва! Для меня, для тебя, для всех окружающих!
— За что? — звучит глухо, но я слышу и понимаю, о чем он.