Пушкин и Бенкендорф
Весной 1820 года к военному генерал-губернатору Петербурга графу Милорадовичу был вызван для объяснений чиновник Коллегии иностранных дел Александр Пушкин, уже получивший известность, как талантливый поэт. Вот только муза Пушкина, по мнению властей, увлекла его не на ту дорожку. По столице гуляли едкие, остроумные эпиграммы на Аракчеева, архимандрита Фотия и даже на самого императора Александра I! Стишки эти, конечно, распространялись без подписи, но полиции не составляло труда выяснить имя автора, как и то, что он проповедовал вольнодумство, да и благонравием не отличался.
Вопрос о мере наказания для дерзкого стихотворца решался на высочайшем уровне.
Аракчеев предлагал посадить вольнодумца в Петропавловскую крепость либо навечно отдать в солдаты. Архимандрит Фотий стоял за то, чтобы сослать крикуна лет на десять в Соловецкий монастырь: пусть бьет поклоны, пока не поумнеет! Князь Голицын предлагал отправить сочинителя если не в Сибирь, то уж лучше в Испанию, главное, подальше от России.
Но Александр I рассудил иначе, притом, что историк Карамзин очень уж хлопотал за Пушкина, умолял не губить талант, заверяя, что с годами тот образумится.
Вот и выпала стихотворцу царская милость: ехать на юг, в Кишинев, чиновником к генералу Инзову.
Иван Никитич Инзов возглавлял Комитет об иностранных поселенцах на Юге России, ведавший обустройством новых земель, вошедших в состав Российской империи.
Участник многих войн, человек мудрый и честный, Инзов встретил опального поэта по-отечески. Веря в талант Пушкина, чиновничьей работой его не загружал, смотрел сквозь пальцы на его «шалости». Если те перехлестывали через край, то отправлял «нарушителя» под домашний арест.
В Кишиневе поэт общался с интересными людьми, влюблялся, дрался на дуэлях, посещал театр, бражничал на дружеских пирушках и даже жил одно время в цыганском таборе.
Затем Пушкина перевели в Одессу, что, впрочем, мало повлияло на тот образ жизни, который он вел в Кишиневе.
Но вот в 1824 году в Москве полицией было вскрыто письмо опального литератора, где тот сообщал адресату об увлечении «атеистическими учениями». Этого оказалось достаточно для того, чтобы уволить поэта со службы и сослать его в Михайловское – имение своей матери. Как говорится, из огня да в полымя.
Вскоре после приезда в деревню Пушкин крупно поссорился с отцом, узнав, что тот взял на себя обязанности по полицейскому надзору за сыном.
Поздней осенью семья Пушкиных покинула Михайловское, и Александр Сергеевич остался один. Здесь, в русской глубинке, ему предстояло провести еще два года.
В «ссыльный» период произошло становление Пушкина как профессионального литератора.
Если в «южную ссылку» он отправлялся «возмутителем спокойствия», имевшим славу сочинителя едких эпиграмм, то за эти годы вырос в «золотое перо» России, чьи строки знали наизусть все образованные люди.
Между тем, в стране происходили важные события.
19 ноября 1825 года в Таганроге умер бездетный император Александр I.
Ожидалось, что на престол взойдет его следующий по старшинству брат великий князь Константин. Часть войск успела даже присягнуть ему.
Однако в манифесте почившего царя говорилось, что Константин отрекся от трона.
Наследником объявлялся третий брат Александра Павловича – Николай.
В результате возник период междуцарствия, и этой ситуацией решили воспользоваться заговорщики, которые 14 декабря 1825 года вывели войска на Сенатскую площадь в Петербурге.
Еще не коронованный Николай собрал верные ему части и подавил восстание.
Молодому государю стало ясно, что прежние полицейские структуры фактически «проворонили» заговор, созревавший более 10 лет.
В конце июня 1826 года царь издал указ о создании корпуса жандармов, а еще через неделю – III Отделения Собственной его императорского величества канцелярии. По сути, в России была учреждена тайная полиция.
Обе новые спецслужбы возглавил А.Х.Бенкендорф, герой войны 1812 года, человек, беззаветно преданный Николаю.
В скором времени секретная агентура охватила сетью регулярного политического сыска всю империю.
Либералы жаловались: «Нельзя чихнуть в доме, сделать жест, сказать слово, чтобы об этом тотчас не узнал государь».
В советские времена Бенкендорфа было принято изображать преимущественно черной краской.
Но был в его биографии, например, и такой случай.
7 ноября 1824 года в Петербурге произошло страшное наводнение.
Царь приказал Бенкендорфу послать 18-весельный катер гвардейского экипажа, постоянно дежуривший у Зимнего дворца, для спасения тонувших в реке людей. Чтобы не терять времени, Бенкендорф бросил с себя мундир, сбежал вниз, по горло вошел в воду, затем на катере поплыл спасать несчастных. «Он многих избавил от потопления», - это свидетельство оставил А.С.Грибоедов.
Узнав о смерти своего «гонителя» Александра I, Пушкин преисполнился надежды, что новый царь разрешит ему вернуться в Петербург.
Жуковский, однако, предупреждал в своем письме:
«Да, ты ни в чем не запятнан, но твои стихи на бумагах каждого, кто задействован в восстании! А это, друг мой, худший способ подружиться с правительством»…
А тут еще в Михайловском появился некий Бошняк. Догадывался ли поэт, что это тайный агент полиции, имевший задание выяснить, что Пушкин говорит о последних событиях в Петербурге и о новом царе?
Но вот в ночь на 4 сентября в Михайловское прискакал гонец, сообщивший, что Пушкину надлежит отбыть вместе с фельдъегерем в Москву.
Уже 8 сентября Пушкина принял в первопрестольной Николай I. Их беседа с глазу на глаз, без свидетелей, продолжалась четыре часа.
Николай обещал Пушкину всемерную поддержку и заявил о своей готовности лично просматривать все его сочинения.
Посредником между царем и поэтом стал Бенкендорф, который, кстати говоря, неплохо владел пером, но к литературе был равнодушен, а стихов вообще не понимал.
Показательна в этом отношении история публикации знаменитой драмы Пушкина «Борис Годунов».
Она была завершена в Михайловском еще в 1825 году и первоначально называлась «комедия о царе Борисе и о Гришке Отрепьеве».
Пушкин сначала прочитал ее в Москве в узком кругу писателей и ученых.
Это сразу же стало известно Бенкендорфу, и он отправил автору письмо, в котором вежливо интересовался, верно ли, что поэт читал свое сочинение в некоторых обществах.
Пушкин ответил, что, да, читал «некоторым особам», желая очистить текст от неудачных выражений, прежде чем представлять его глазам императора. Вместе с письмом он отослал и пьесу.
Бенкендорф прочитал сочинение сам, затем представил его государю со своими «замечаниями».
Ознакомившись с пьесой, Николай отметил несколько мест красным карандашом и высказал свое пожелание, равносильное приказу, переделать текст в историческую повесть в духе Вальтера Скотта.
Еще какое-то время рукопись путешествовала по треугольнику Пушкин – Бенкендорф – Николай и обратно без особых сдвигов.
Наконец, Пушкин взмолился: «В настоящее время, вынуждаемый обстоятельствами, я умоляю Его Величество развязать мне руки и позволить мне напечатать мою трагедию в том виде, как она есть».
И вот разрешение получено, «Борис Годунов» отпечатан, первый экземпляр представлен государю.
Вскоре пришло очередное письмо от Бенкендорфа: «Его Величество Государь Император поручить мне изволил уведомить вас, что сочинение ваше «Борис Годунов» изволил читать с особым удовольствием».
Переписка между Пушкиным и главой тайной полиции заняла бы целый том.
Пушкиноведы подсчитали, что за 11 лет поэт писал Бенкендорфу 54 раза, а тот поэту – 36 раз. С обеих сторон все эти образцы эпистолярного жанра выдержаны в исключительно вежливом тоне и насыщены взаимными комплиментами.
Нередко Пушкин и Бенкендорф встречались лично.
Однажды поэт написал колючую эпиграмму на графа С.С.Уварова. Тот пожаловался, и автор был вызван к начальнику III Отделения для беседы.
Пряча улыбку, Пушкин вдруг заявил, что «герой» эпиграммы – вовсе не Уваров.
«А кто же?» - поинтересовался Бенкендорф.
«Вы, Александр Христофорович», - ответил Пушкин.
«Но я не вижу никакого сходства между собой и стихотворным персонажем и не могу принять эпиграммы на свой счет», - возразил начальник тайной полиции.
Пушкин рассмеялся, затем извинился за розыгрыш и сказал:
«А ведь Уваров принял!»
Настал черед смеяться Бенкендорфу.
Но шутки шутками, а Бенкендорф, выполняя волю царя, то и дело распекал Пушкина, хотя и в деликатной форме, за малейшую «провинность»: за самовольную поездку в Москву, за несанкционированный вояж по Кавказу, за стихотворение, в котором усмотрели отклик на события 14 декабря, за чрезмерную игривость поэмы «Гаврилиада»…
Однако в отношениях поэта с его главным «надзирателем» случались и светлые стороны.
Когда царь назначил Пушкина «историографом», то Бенкендорф посодействовал тому, чтобы поэт получил доступ к секретным архивным документам, затем помог организовать его поездку за казенный счет по местам пугачевского восстания.
* **
Тайная полиция знала всё о частной жизни поэта: с кем он встречается, кому и сколько проиграл в карты, какие проблемы появились в семье…
Несомненно, III Отделение располагало сведениями о готовящемся поединке между Пушкиным и Дантесом.
Дуэли были официально запрещены, и жандармы имели законное право задерживать их участников.
И если бы власти приняли меры, чтобы пресечь драму на Черной Речке, то один этот факт, наверняка, во многом обелил бы репутацию III Отделения в глазах современников и потомков.
Но тайная полиция предпочла не вмешиваться, хотя и могла бы, в конфликт, угрожавший жизни первого поэта России.
Быть может, таков был секретный приказ? Тогда от кого он исходил? От Бенкендорфа? Или Николая?
Серьезными документами на этот счет исследователи не располагают.
А раз так, то остается обширное поле для выстраивания версий, которые, как известно, нередко уводят в ложную сторону.
