Разговоры со стеной
— Твое время на исходе, Легат.
Окатывает, как ледяным душем. А потом я вспоминаю, в чем дело. Розовые цветы на бежевом полотне, а под ним — врата в ад. Бумажная сакура без листьев, хуже и не придумать: до чего дурацкие обои! Грожусь пальцем стене:
— Тьфу, мать. Вы достали, ей-богу. — Отпиваю остывший чай с умно-деланным видом. — Это на вас так Балашихинская горбольница повлияла?
Бледные тела в коридоре, приемное отделение, сине-зеленый ребенок на руках медработника. Мужчина куда-то спешит, а мне только подняться на третий. Не хватает места, спертый воздух. Кажется, тот парень справа еще живой, но он смотрит в потолок слишком долго. Меня отпихивают в сторону, и...
Я отгоняю картинку прочь.
— И вообще, ты каждый раз это говоришь. — Быстро поднимаю глаза на стены. — Точнее, вы. А я одна тут обороняюсь.
Из коридора что-то хмыкает. Кажется, так мои стены отворачиваются в несогласии.
— Знаете, что? Вы — шарлатанки. Самые настоящие, форменные. При шевронах. Выбрали себе одну пластинку и крутите, крутите...
— Может, именно сегодня я окажусь права.
Я фыркаю, с пренебрежением машу рукой.
— Кто угодно может это сказать и в итоге окажется прав!
— Но только я была первее всех.
Вздыхаю, тру уголки глаз. Спрашиваю устало:
— Ну, окажешься, и? Толку от вас?
— Истории не рассказаны. — Менторским тоном давит стена. — Время писать. Какую ты закончишь сегодня?
Я иду за чаем. Прихрамываю — нога до сих пор не прошла, хоть кость по всем снимкам явно срослась. Выпендривается, кочевряжится. Я ее понимаю.
Стены молча следят. Молчание, как и золото, заканчивается слишком быстро:
— Третья чашка за этот час.
И тут меня прорывает:
— Да! Да, черт вас раздери, слабый я человек. Литрами чай пью, без кофе не разлеплю глаза, а без углеводов превращаюсь в ворчливую старуху. И? Что вы на меня так смотрите? Это еще не все! Я люблю по утру легкое удушье под кошачьим бочком. Смеяться с друзьями и читать всякие глупости. А так же пялюсь на ветки с листьями под чистым небом, фотографирую закаты и смешные вывески, надписи на заборах. Чтобы пролистать их потом на экране и подумать, какая я остроумная и наблюдательная. — Стены не перебивают, и я аккуратно топаю ногой, чтобы не тревожить соседей. — Я беру пакетики на кассе, которые мне не нужны, а потом сожалею об этом. Я обычный, мать его, обычный человек!
— Когда это тебя останавливало?
Мы молчим. Я вооружена кипятком и большим желанием просто прилечь и смотреть в потолок. Но не выйдет, ведь рядом — стены в засаде. Притихли, будто ждут чего-то. Я говорю:
— Иногда мне кажется, что это единственное, что меня останавливает.
Кошусь на чашку с чаем. Расплываюсь в хитрой улыбке: на столе еще осталось печенье с шоколадом. Добавляю с торжеством:
— Или единственное, что все еще держит нас на плаву!
В тридцати пяти квадратах очень много шерсти и любви. Усы уже щекочут ногу, и меня пытаются оттолкнуть. Бодаются: то одним ухом, то другим.
Стены портят момент:
— Так какую ты допишешь сегодня?
— О бренности бытия и мимолетных удовольствиях, отвлекающих от...
— А если серьезно?
— Про то, какие вы иногда несносные мудилы, честное слово.
