Самый главный талисман "Города из воды и песка" - Кавафис

Пожалуй, без Кавафиса не было бы ни Никиты, ни Санечки, и самое главное - не было бы названия. Вернее, не так, всё бы это было - и Никита, и Саня - но не такие и не те. Ведь Кавафис повлиял на книгу настолько сильно, что красной нитью по повествованию так и вился. 
Спасибо Армену (литературный канал "Армен и Фёдор", очень советую посмотреть про Кавафиса, да и вообще, что угодно, Армен прекрасен, его видео о литературе - лучшее, что мне встречалось за последнее время), что он для меня открыл Кавафиса. Если бы не Армен, я б знать не знала, слыхом не слыхивала про чудесного такого поэта греческого. Поэта греческого происхождения. Пусть он героев и не знакомил, но как бы был их секретным кодом и тайной клинописью, тем сокровенным, что они понимали и читали между строками. Ощущение, что он хранил и оберегал их даже как-то от бед и несчастий. И жаль, что о нём так мало у нас известно. 

Так вот Кавафис — лучше словами Саши, как я и писала в Городе:

"Оставалось ещё одно сообщение, голосовое. Войнов длинно выдохнул, потёр переносицу, убавил громкость, нажал треугольник воспроизведения, и поднёс телефон к уху. Засеребрился, тихо полился Сашин голос:

Ты твердишь: «Я уеду в другую страну, за другие моря.
После этой дыры что угодно покажется раем.
Как ни бьюсь, здесь я вечно судьбой обираем.
Похоронено сердце мое в этом месте пустом.
Сколько можно глушить свой рассудок, откладывать жизнь на потом!

Здесь куда ни посмотришь — видишь мертвые вещи,
чувств развалины, тлеющих дней головешки.
Сколько сил тут потрачено, пущено по ветру зря».

Не видать тебе новых земель — это бредни и ложь.
За тобой этот город повсюду последует в шлепанцах старых.
И состаришься ты в этих тусклых кварталах,
в этих стенах пожухших виски побелеют твои.

Город вечно пребудет с тобой, как судьбу ни крои…

Вдруг где-то справа полыхнуло, высветилось оранжевым, и потом спустя пару секунд оглушительно прокатился раскат грома. Войнов отнял телефон от уха — ничего стало не слышно.

— Отлично. Заебись просто!

Он дождался, пока всё утихнет, вернул ползунок чуть назад, и включил запись снова.

Город вечно пребудет с тобой, как судьбу ни крои.
Нет отсюда железной дороги, не плывут пароходы отсюда.
Протрубив свою жизнь в этом мертвом углу,
не надейся на чудо:
уходя из него, на земле никуда не уйдешь.
(К. Кавафис, «Город», пер. Г. Шмакова)

— Это Кавафис. Греческий поэт, — продолжал Саша. — Поэт греческого происхождения. Жил в Египетской Александрии. У нас не очень известен. Хотя его боготворили Бродский и Оден. Не знаю, слышал ли ты? Мне кажется, он охуенен чуть более, чем полностью… Прекрасен на все сто сорок шесть. Хотя я поэзию не очень. Вообще в ней не разбираюсь. А ты? Он писал об античности и про античность. Когда истории привычнее помнить победителей — он писал о побеждённых. О горечи и достоинстве проигравших. Когда он хотел бы куда-то убраться из Александрии, в Грецию, которой отдана была его душа — но так там и умер, в Египте. В семьдесят, от рака горла. Когда он любил юношей, а любить их было нельзя. Ну, ты понимаешь…"

Я, конечно, понимаю, что я взяла сразу беспроигрышное его стихотворение «Город». Хотя оно и не очень вписывалось, как изначально казалось. У Кавафиса много очень откровенной и остро-правдивой гомосексуальной лирики. И можно было взять что-то оттуда (вот как раз тот сборник, что Саша потом начитал для Войнова — про юношей). Я прочитала очень многое. Но настроения там именно для момента — не увидела. Там было другое настроение. А в «Городе» — оказалось то, что нужно. Город — это реально магия. Это потрясающе — это крепко, больно, терпко, горестно, тоже правдиво, отчаянно. То, что мне было нужно. И потом, как знать? Может поэтому Войнов написал своё собственное стихотворение, которое назвал не просто так «Город из воды и песка». И спасибо Войнову, да, за то, что этим стихом своим дал мне название для его же собственной истории. Я же писала — и не было у меня названия. Вернее, как? Не было правильного, подходящего названия. А если название не то, вот чуешь — не то — это тяготит очень. Я вообще не могу порой писать без названия или с названием неверным. Вот тут был тот случай, что с названием сначала не заладилось. Я его прям тихо ненавидела, особенно, когда под ним стали уже ссылки на историю Никиты и Санечки расползаться по интернету — меня колбасило. Уродское, пошлое было первое название («Сказанному верить?»). Второе пришло название — «8 дней в неделю». Оно играет немного с историей, потому что много завязано на днях недели — прям чётко в истории — дни недели, как Войнов ждёт то пятницы, то ругается на понедельники, то еле доживает до вторника, чтобы Сашу увидеть наконец. И оно отражает, что Войнов так влюблён сильно, что у него восемь дней в неделе, а не семь, потому что каждый божий день думает о Саше. Но засада в том, что Eight days a week — это песня Битлз. А я их не очень. И во-вторых, интуитивно — это тоже было не то название. Именно для меня, внутренне ощущалось опять и снова — как не то. 

И вот Войнов в отчаянии пишет Саше стихотворение, очень горькое по сути своей, такое, без надежды, наверное. Ведь что может быть более непрочным и более шатким, чем Город из воды и песка? На пляже построенный. Век его очень недолог. И все надежды Войнова — они такими и были: призрачными, шаткими. Не за что ему было схватиться, не за что уцепиться. А он всё равно построил город, потому что другого материала у него просто не было — только вода и песок. И в город этот он хотел привести Сашу, отдать ему ключи от города. Он сам понимал, что ничего не выйдет, а всё равно надеялся. И чудо произошло! Казалось бы — невозможно! Но это случилось. И город его постепенно, но стал превращаться в каменный. Наверное, лишь потому, что был его, слезами войновскими, омыт и оплакан, сумасшедшей неотступной верой и огромной любовью преобразован в крепкое и настоящее. В этом, собственно, и есть смысл названия. И вот это уже то, что мне и нужно было. Вот это в самое темечко. Чувствуете разницу?

Я построил этот город из воды и песка.
Я, наверно, был глуп, или я был шутом.
Я хотел привести тебя туда как-нибудь вечером,
Может быть, ясной безветренной ночью,
Если вдруг не спалось бы,
Может быть, тихим утром, или суетным днём.

Когда нам, возможно, делать бы совсем было нечего,
Слушай, ты веришь в это?
По правде сказать, я — сам не очень, верю — но не совсем.

Я строил город-призрак, город-мираж,
Я думал (наивный!), что в нём смогу жить.
Я думал, что если он из воды и песка,
То будет не слишком больно его покидать,
Одним странным, скукоженным вечером,
Оставив ключи, там, где не бывает замков — из него уходить.

Я думал (нельзя быть таким идиотом — я знаю!),
Что в городе-призраке, если он так бесплотен
Не может быть страха и отравленных мёртвых ночей

Я думал… Да к чёрту, кому это важно?
Что в городе-мираже, воздвигнув его,
Смогу ненадолго забыться, сделаюсь, вероятно, на четверть сильней.

Но вышло, как вышло — и вот он я, шут на помосте
Звенит мой бубенчик, на голове — красный колпак
Я развлекаю почтенную публику,
Скачу, смеюсь, плачу, кривляюсь и падаю,
Если ещё не купили билеты — поторопитесь,
Их мало в продаже осталось, может десяток, но пока ещё есть.

Но ещё немного про Кавафиса, что я всё о себе, да о себе, некрасиво так, когда хотел о Кавафисе.
Первое, что я услышала о нём, это была первая строчка из его «Итаки». Армен её включил в видео топ-10 первых строчек из книг (там ещё вторая часть есть, если что).
Так вот, «Итака» начинается следующим образом:
«Отправляясь на Итаку, молись, чтобы путь был длинным…» (пер. Г. Шмакова)
Т.е. вот понимаете, да? Сколько здесь заключено всего — в одной-единственной первой строчечке! Это настолько космос, что до этого, как до луны пешком! Это невероятно, это ошеломляюще, это метафорично, гениально, восхитительно, чётко, прекрасно! Это просто взрыв мозга и переворот сознания! Учитывая, как я всю жизнь ещё сходила с ума по античке, по греческому — вот это вот всё. Одиссей же — ему же надо было, наоборот, вернуться скорее. И я не буду тут объяснять ничего. Отчего такие штуки происходят, вероятно, кому-то это покажется бредом. Но свои «стихи-песни» я тоже пишу примерно таким образом, и мне это ясно на уровне подсознания. Я помню, в тот день я шла, уже было темно, часов одиннадцать, начало двенадцатого, у себя там в Подмосковье, где дача, вдоль дороги, проносились нечастые машины, фонари горели ужасным оранжевым, на небе были тусклые звёзды, я ныряла в тёмные проулки дальних СНТ, пыталась скрыться от шума, движения, мироприсутствия, любого. Мне до дома было чесать ещё часа полтора по пустым дорогам и тропинкам, окружённым тёмными верхушками елей и заросшими полями, и тут эта строчка — и всё! И взорвалась сверхновая! Мне хватило, вот правда! Несмотря на то, что я слушала подкаст про топ-10 первых строчек, а не про самого Кавафиса. Я поставила себе галочку — послушать про него и почитать потом. И всё время до дома шла, шла и размышляла-думала. И у меня сразу начали рождаться строчки, попёрли мои «песни». И всё такое. Это была такая мистерия, бох ты мой! Невероятное что-то! Как говорится, давно так не штырило!
Ещё, кстати, очень зависит от того, в чьём переводе читать. Переводы разные. Но вот, например, любовная его лирика, гомосексуальная переведена только парой, уже современных, переводчиков. А на греческом я не читаю, увы. Я только несколько на инглише прочла. Тех же «Варваров», например, которых тоже Саша и Войнов будут цитировать немножко — и на русском, и на английском. Это прекрасно, конечно! Что и говорить.
Переводы, в основном, брала Шмакова и Ильинской — это там, где классика. Там где любовная лирика — Некляев (он, я так понимаю, фанат Кавафиса и переводил у него всё или почти всё).

И в его любовной лирике я даже, честно говоря, не знаю, что и выбрать — там настолько всё личное, настолько больно-правдивое, про всю остроту, невозможность, подводные камни и острые скалы однополых отношений в то время, в тех условиях. А это начало двадцатого века получается.
Пусть будет «Перевязанное плечо», которое тоже упоминали Никита и Саша в разговоре про Кавафиса.

ПЕРЕВЯЗАННОЕ ПЛЕЧО (пер. В. Некляева)
Сказал, что стукнулся о стену или что упал.
Возможно, что-нибудь ещё произошло,
и вот — плечо ушибленное, перевязанное.

Он как-то резко повернулся,
чтоб с полки фотографии достать
и посмотреть на них близи,
содрал повязку, показалась кровь.

Я снова наложил ему повязку на плечо,
не очень торопясь — оно ведь не болело,
и нравилось мне видеть кровь, предмет
моей любви неистовой.

Когда ушёл он, перед стулом
я лоскуток увидел, со следами крови,
он в ящик мусорный так и просился —
но как его к губам я прижимал,
как вечность целую я на него глядел,
как пробовал губами кровь любви…

Кавафис писал так, чтобы не осталось ни одного лишнего слова, вымарывал всё, что считал ненужным, — до совершенства. Чтобы не осталось никакой шелухи — только главное, только настоящее, только действие, только движение — души ли, тела ли — неважно — действие. Это — главное!  

Пожалуй, переводы Некляева особенно нравятся, а здесь весь сайт о Кавафисе, родимом 

Вот «Итака» в переводе Некляева

ИТАКА
Когда домой поедешь, на Итаку,
себе ты пожелай дороги долгой
и полной приключений, полной знаний.
Не бойся лестригонов и циклопов,
и Посейдона гневного не бойся,
ты их в пути не встретишь никогда,
пусть только мысль парит и вдохновенье
изысканное греет дух и тело.
Ты знай: ни лестригонов, ни циклопов,
ни Посейдона дикого не встретишь,
коль сам в душе не будешь их нести,
коль на тебя душа их не натравит.

Себе ты пожелай дороги долгой.
Пускай настанет много летних зорь,
когда с такою радостью и счастьем
войдёшь ты в гавань, где ты раньше не был,
задержишься у финикийских лавок,
приобретёшь прекрасные товары:
янтарь, кораллы, жемчуг и эбен,
и всяческих дразнящих благовоний,
побольше благовоний сладострастных;
ступай в египетские города,
учись, учись у тех, кто много знает.

Всегда в уме держи свою Итаку.
Туда добраться — это цель твоя.
Однако, торопить себя не нужно.
Пусть лучше истечёт немало лет
и стариком прибудешь ты на остров,
богатым всем, что приобрёл в пути,
щедрот не ожидая от Итаки.

Дала тебе Итака путь прекрасный.
Ты без неё в дорогу бы не вышел.
Но у неё нет больше ничего.

Ты бедною Итакой не обманут.
Такой мудрец, с таким глубоким знаньем,
понять ты сможешь, чтo Итаки значат.