Сказка про талантливого мыша
Сказка про талантливого мыша.
Жил на свете один мыш. И был он, по общему мнению, талантлив. Почему талантлив? Просто все ему так говорили. Отзывались ласково и ободряюще: мол, пишешь гладко, сердечно, читать — одно удовольствие.
— Хороший ты мыш, — говорили ему. — Интересные истории выходят у тебя из-под пера. Побольше бы писал.
— А куда? — робко спрашивал мыш, пощипывая усы.
— Да всюду! Есть на белом свете особые места, светлые и шумные. Туда приносят слова, складывают их в рассказы, а мастера — те, что видали виды, — говорят о них. Учат, как надо.
— А… а ругать будут? — пугался мыш.
— Ну, что ты! Критикуют — бывает. Но это от любви к искусству. Они ведь искушенные, глазастые. Помогут тебе крылья отрастить.
— А бить? — совсем уж тихо спрашивал мыш, поджимая хвостик.
— Да ну, какой бить! Не бьют там никого. Там учатся красивые слова говорить про землю и про небо.
— Я вот про Бабочку одну хочу… — мечтательно говорил мыш. — Она каждое утро прилетает к моей норке. Такая красота, что дух захватывает. Только я не знаю, как эту красоту в слова заключить…
— Пиши, пиши, мыш! Про Бабочку — это чудесно. Очень интересно будет прочитать…
Отправился мыш искать те самые светлые места, где учат летать мышиные слова. Искал долго, пока не нашел глубокую, сыроватую нору. Заглянул внутрь.
— Добрый день, — сказал он вежливо, снимая картузик.
А там… А там были змеи и жабы. Много змей и жаб. Они лежали вповалку, шипели и урчали хрипло.
— Фссссс… Ты кккто такоффф? — высунулась одна, с тусклой чешуей. — Чё-оо пришёоол? Иди отсюда! Фссссс…
— Я… с рассказом… — прошептал мыш. — Про Бабочку… Мне говорили, тут не бьют… а учат… критикуют… великие умы…
— Нахуй не ссссдалась твоя бабочка! — зашипела другая, вылезая из ила. — Мрасссь!
— О, смотрите, нофффичоок подффалил! — подхватили хором из темноты. — Говно-то какое принёссс!
И все они, и змеи и жабы, сгрудились вокруг маленького мыша. Стали его тыкать мордами, дышать на него зловонным дыханием, душить своими холодными боками.
— Но Бабочка же… — попытался он вдохнуть хоть каплю света.
— Кому скасссали — тиххх будь! Учисссь, как надо отсссыффы писссать! Мрасссь! Говно! Мрасссь!
Мыш оторопел. Ему было страшно и больно. Но больше всего его поразило, что тут же, рядом, эти самые змеи и жабы начали кидаться друг на друга, рычать, царапаться и раздавать тумаки. Они клубились в яростной свалке, рвали друг друга на клочья, орали хрипло: «Мрасссь! Говно-то какое! Нахуй иди!»
Прожил бедный мыш среди них целый год. Всё казалось ему, что вот-вот, стоит только потерпеть — и сквозь этот грязный шип прорежется мудрое слово. Вот сейчас они, эти «искушенные», начнут говорить о высоких материях, о ветре странствий, о чести и мужестве…
Ждал. Верил.
А потом однажды вышел он из той жабьей норы на поверхность. Помятый, грязный, пахнущий тиной. И увидел её. Ту самую, свою старую знакомую. Прекрасную Бабочку. Она порхала в солнечном луче, и крылья её переливались чистым изумрудом и лазурью.
Мыш взволнованно открыл рот. Хотел крикнуть: «Постой! Красота! Давай вместе… Давай я расскажу всему миру о твоём полёте!»
Но из глотки, привыкшей за год к яду, вырвалось нечто иное. Хриплое и липкое:
— Мрасссь! Говно-то какое! Мрасссь!..
