Узоры вайдой (текстовая зарисовка и арт)

Женские руки скользят по его груди, пальцы следят за извивами синих узоров, ритуала древнего и страшного, и нет ничего восхитительнее этого горячего биения жизни.
Гвинор целует податливые губы, шалея от дальнего отзвука рогов Охоты, гулкого зова Самайна, пульсирующего у него под кожей.
Копье, пущенное в полет, несется через осеннюю ночь, и Гвинор - это копье. Не осталось ничего, кроме этой ночи, кроме далеких костров, кроме этой женщины и кроме тех, кого назначили целью для летящего копья.
Но их время придет потом, не сейчас, не тогда, когда под руками чужая горячая кожа, когда хочется взять, присвоить без остатка, забыться в сладком, жарком мареве, отдать все, что она, эта женщина с глазами, почти такими же синими, как вайда на его теле, сможет удержать.
Ее зовут Шинейд. Вроде бы.
У нее острые ключицы и крепкие бедра, у нее бритый затылок и щекотная челка, и пальцы у нее пахнут железом и солью. Ей выходить в дозор, ей ждать тех, кто покажется из темноты, но это тоже будет потом.
Констеблю Шинейд Роджерсон заступать на держурство через три часа, ближе к рассвету. Так она сказала на ночной дороге, над тающим телом твари из Границы. Сейчас Гвинору кажется, что это было как будто даже не про них.
Он любит эту Шинейд так, словно не было до нее вообще никого никогда, и всё это правда. Для него сейчас. У нее на шее дрожит жилка, и колени дрожат, и быть с ней так дурманно, так невозможно жарко...
Неожиданно она отстраняется. Ладони упираются Гвинору в грудь.
- Слушай, - говорит она. Запинается, жадно хватает ртом воздух, потом продолжает: - Я видела такие рисунки. Раньше.
Синие глаза становятся цепкими, но сложно, как же ей сложно думать о чем-то, говорить о чем-то вместо того, чтобы теряться, биться в его руках.
Гвинору тоже великого стоит труда не подхватить ее под бедра и не целовать так, чтобы не думала ни о чем больше кроме него, кроме этой ночи, ее дурмана, ее огня.
- У женщин, которых приносили в жертву те уроды из рыбацких кварталов.
Гвинор понимает, о чем она, и смеется. Нет ничего смешного в ритуалах, которых приманивают смерть, которые зовут Бездну, но ему смешно. Так смешно, что смех в груди превращается в пожар и рвется наружу. Так смешно, что хочется только целовать запрокинутое лицо этой женщины и хмелеть от того, насколько ты живой.
- Верно, - выдыхает от ей почти на ухо. - Они такие же. К тем женщинам звали смерть и Бездну, и я зову ее к себе. Пусть приходит сама, не мне же ее искать.

Арт от baf