Вороны, фолк-бэнды и мед поэзии.
Если герои “Ветви Иггдрасиля” появились благодаря сну (и совсем немного дэйдримингу), то сам текст начался с поэзии. Когда ты учишься на пятом курсе филфака, невольно начинаешь вымучивать постмодернистских чудовищ и играешь с цитатностью и в цитатность, даже если и собираешься писать приключенческое мифологическое фэнтези (то, что оно приключенческое и мифологическое, я поняла не сразу, но это другая история, я расскажу ее в другой раз).
Найденный благодаря толкинутым форумам бэнд Caprice подарил моим ушам потрясающие Kywitt! Kywitt!, Dandelion Wine и, главное, песню The Dole of the King's Daughter. Наученная гуглить, я выяснила, что это песня на стихи Оскара Уайльда, причем стихи, у которых нет официального перевода. Я тогда (да и сейчас) плоховато дружила с английским, но любопытство победило. Я была очарована музыкальностью стихотворения, его мифологическими и сказочными образами. Но в особенности строками See the black ravens in the air, Oh, black as the night are they. Она у меня каким-то образом перекликалась с поэмой Эдгара нашего Алана По. Наверное из-за образа дьявольских воронов. У меня еще лежит где-то на винте самый первый драфт “Биврёста” (похожий больше на аниме, чем на книгу), где эта строчка вынесена эпиграфом. Если у Дэвида Вонга книга полна пауков, то всю первую главу “Биврёста” заполнили вороны: “банда малолетних хулиганов “Вороны”, клетки с воронами, ворона по кличке Линор (надеюсь, не та, которая кричит f*ck you вместо Nevermore), а статуи несут отпечаток несчастной золотоволосой дочери короля, погубившей семь жизней, а ко второму моему главному герою, юноше-колючке, намертво прицепится смешная и грубоватая склейка двух японских слов “каге” - тень и “карасу” - ворон. Кагерасу - тень ворона, тень сестры его Рейвен (Raven), очередного ворона. Конечно, вороны потом немного разлетелись после трех-то редакций, да и анимешность ушла на второй план, но гиперфиксация на строчках из стихотворения подарила мне отправную точку и атмосферу дождливого города, над которым сгущаются тучи будущих тысяч и тысяч слов. Воронов так просто не прогнать.
Второй том тоже не обошелся без влияния меда поэзии. Буквально. Внезапно найденная скальдическая поэзия Эгиля Скаллагримссона (скальда и оборотня между прочим, думаю, он был шерстяным волчарой с мощными лапищами) и Квельдульва, сына Бьяльви (по совместительству деду Эгиля) не только красиво вписалась в текст, но и дала заголовок второму тому. Поэзия-загадка, состоящая из кённигов, скальдических своеобразных метафор, без знания которых понять ее невозможно… Ну разве можно устоять перед таким? Я подарила мой главной героине знание кённингов и умение быстро тасовать внутренние рифмы для так называемого скальдического поединка. Возможно в будущем ей стоит записать свой рэп-микстейп.
В “Выкупе головы” Эгиля Скаллагримссона меня поразили строчки: “И ворон в очи / бил выти волчьей, / шла Хель меж пашен / орлиных брашен”. Это было именно то, что требовалось для второго тома: “Поступь Хели” не просто как наступление страны-противника, но и как пришествие болезни, которая разгорается в конце первого тома, как смерть. И первая строка в третьей редакции стала названием второй главы первого тома, обыгрывая и кённинги, и то нешуточное противостояние главной героини Локи, символом которой стал волк, и той самой банды “Вороны”.
“Одина мед
мне не дается.
Трудно слова
из горла исторгнуть”, Эгиль Скаллагримссон “Утрата сыновей”.
