– Ты все наврал, да? Придумал. Ты как-то загипнотизировал меня, да? – Серегин смутился под насмешливым взглядом Жилы и беспомощно замолчал.
Раскрыл ладонь, в которой сберегал горсть мятых розовых лепестков из волшебного сада в другой, невозможной, несуществующей жизни. «Стряхнуть вниз, – вдруг подумал он, задержав руку над многоэтажной пропастью – и все станет, как прежде». Останется просто сон. Мираж, гипноз сумасшедшего бродяги. Потому что нельзя верить в такую ерунду. Чудес не бывает. Это все невозможно.
Он перевел дыхание и бережно, один за другим, опять сомкнул пальцы, удерживая невесомый шелк цветочных лепестков. И вдруг почувствовал, что именно теперь, этим движением, все изменил. Принял невидимый подарок. Признал возможность невозможного. И больше нет прежней силы и смысла в пригоршне увядающих лепестков, и в том, выбросить их или нет. Потому что их волшебство уже проникло сквозь кожу, растворилось в крови, обожгло сердце и закружило голову. Как яд. Или как лекарство. Потому что любое лекарство может стать ядом и, наоборот – в зависимости от обстоятельств. А вера и надежда – сильнейшие из всех существующих лекарств. Или ядов. В зависимости от обстоятельств. А теперь это стало частью Серегина. Тем, ради чего он сможет дальше жить.