- Девятнадцатое февраля. В этот день после шести часов вечера живым в нашу школу вход воспрещён, – самым будничным тоном, как о само собой разумеющемся, сказал Митя.

- П…почему? – заикаясь, спросила я. – Ты чего – чокнулся?

- Давай присядем, – Митя указал мне на ступеньки лестницы, ведущей к чердаку. – Вот тут прямо и сядем, где ты сидела. Ты только не пугайся. У нас такое уже бывало. Вообще я стараюсь за этим приглядывать. А Ия Петровна мне помогает.

- Боже мой! – бормотала я, чувствуя, что схожу с ума. – Что же это значит? Они что, все уже умерли? Так, что ли, выходит?

- Именно так и выходит, – спокойно согласился Митя.

- Ну а ты… ты-то ведь, по крайней мере… живой?

- Как тебе сказать, – начал Митя, и по его жалостливому взгляду и успокаивающему тону я уже угадала ответ. – Ты же меня видишь и слышишь. Получается, я живой. Давай будем так считать, если хочешь.