Подборка книг по тегу: "врачи"
— Мы с Камилем поженимся и у нас будет ребенок. Он не придет сегодня на встречу. Он вообще больше никогда не появится в твоей жизни.
После этих слов она встала, поправила сумочку на изгибе локтя, а я лишь смогла вымолвить:
— Но как же… мы ведь любим друг друга.
Она усмехнулась.
— Никакой любви у вас не было, милая. Таких, как вы, наши мужчины используют лишь с одной целью — утолить свои мужские желания. Но женятся они на нас. Простая иерархия, о которой ты, видимо, не знала. Наши семьи давно договорились, он тебе не сказал?
Она демонстративно надула губы, будто бы ей было жаль, а потом, едва скрывая самодовольную улыбку, произнесла:
— Мне жаль.
Потом она ушла.
А я сидела в кафе и ждала, когда Камиль придет. Мне казалось, что та девушка — плод моего воображения. Что я ее придумала и Камиль вот-вот придет. Но прошел час, второй. Заказанный час назад кофе давно остыл, а Камиля не было.
И, как она и сказала, он не появлялся в нашей с дочерью жизни до сегодняшнего дня.
После этих слов она встала, поправила сумочку на изгибе локтя, а я лишь смогла вымолвить:
— Но как же… мы ведь любим друг друга.
Она усмехнулась.
— Никакой любви у вас не было, милая. Таких, как вы, наши мужчины используют лишь с одной целью — утолить свои мужские желания. Но женятся они на нас. Простая иерархия, о которой ты, видимо, не знала. Наши семьи давно договорились, он тебе не сказал?
Она демонстративно надула губы, будто бы ей было жаль, а потом, едва скрывая самодовольную улыбку, произнесла:
— Мне жаль.
Потом она ушла.
А я сидела в кафе и ждала, когда Камиль придет. Мне казалось, что та девушка — плод моего воображения. Что я ее придумала и Камиль вот-вот придет. Но прошел час, второй. Заказанный час назад кофе давно остыл, а Камиля не было.
И, как она и сказала, он не появлялся в нашей с дочерью жизни до сегодняшнего дня.
– Я хочу развод. Я полюбил другую, и сегодня познакомлю тебя со своей новой избранницей.
– Не понимаю! Что ты такое говоришь? – вскрикиваю.
– Я полюбил другую женщину, и решил честно сказать тебе об этом, – спокойно повторяет мерзавец. – Дочь, кстати, в курсе. Она рада и после развода хочет остаться со мной.
– Кто она, эта дрянь? – к горлу подступает ком.
– Сейчас узнаешь, – хмыкает муж.
Вскоре в дверях ресторана показывается она. Красное платье, агрессивный яркий макияж. В этой девице я узнаю свою лучшую подругу. Мы дружим с первого класса…
– Неужели это ты? Неужели всё, что сказал Костя – правда? – обречённо шепчу и чуть ли не плачу.
– Да, – горделиво вздёргивает нос. – Ты уж прости меня, подруга. Я Костю люблю ещё со школы. А он выбрал тебя. К счастью, он, наконец, понял, что я – его настоящая любовь. Так что, не будь дурой, любимая моя подруга, и уступи. Ты не выиграешь эту войну. Я стану его законной женой, и займу наконец это место, которое принадлежит мне по праву!
– Не понимаю! Что ты такое говоришь? – вскрикиваю.
– Я полюбил другую женщину, и решил честно сказать тебе об этом, – спокойно повторяет мерзавец. – Дочь, кстати, в курсе. Она рада и после развода хочет остаться со мной.
– Кто она, эта дрянь? – к горлу подступает ком.
– Сейчас узнаешь, – хмыкает муж.
Вскоре в дверях ресторана показывается она. Красное платье, агрессивный яркий макияж. В этой девице я узнаю свою лучшую подругу. Мы дружим с первого класса…
– Неужели это ты? Неужели всё, что сказал Костя – правда? – обречённо шепчу и чуть ли не плачу.
– Да, – горделиво вздёргивает нос. – Ты уж прости меня, подруга. Я Костю люблю ещё со школы. А он выбрал тебя. К счастью, он, наконец, понял, что я – его настоящая любовь. Так что, не будь дурой, любимая моя подруга, и уступи. Ты не выиграешь эту войну. Я стану его законной женой, и займу наконец это место, которое принадлежит мне по праву!
– Я женюсь при любом раскладе. Чтобы сейчас не произошло, это не помешает мне взять вторую жену, - ставит перед фактом муж.
– Она любовница, содержанка. Была. И останется. Ты переступаешь через нашу любовь?
– Любовь остаётся. Только делиться она будет поровну. А ты всегда останешься первой.
В комнату вбегает его вторая невеста.
– Озан, твоя дочь… Она лежит на земле без сознания.
Муж доверил нашу дочь своей будущей второй жене. И закончилось это трагедией.
– Она любовница, содержанка. Была. И останется. Ты переступаешь через нашу любовь?
– Любовь остаётся. Только делиться она будет поровну. А ты всегда останешься первой.
В комнату вбегает его вторая невеста.
– Озан, твоя дочь… Она лежит на земле без сознания.
Муж доверил нашу дочь своей будущей второй жене. И закончилось это трагедией.
Жилой комплекс «Панорама». Элитные апартаменты, хорошие чаевые за вызов и капризные пациенты.
— Что там?
— Аллергическая реакция. Женщина, 29 лет.
— Открыто, заходите быстрее! — голос из-за двери звучал глухо, но что-то в нем показалось странно знакомым.
Я толкнула дверь, вошла первой... И застыла. Широкая кровать со смятыми простынями, пушистое покрывало сбито на пол... Я увидела все это за долю секунды, прежде чем наконец посмотрела на людей.
На краю кровати, сидел мой муж, в одних брюках, босой, с растрепанными волосами, рядом с полуголой девушкой в постели…
— Марина...
Он произнес мое имя так, будто оно было раскаленным и обожгло ему губы.
— Отойдите от пациентки, вы мешаете работать.
— Я не знал, что у нее аллергия на… — он замялся. — На латекс.
— Что там?
— Аллергическая реакция. Женщина, 29 лет.
— Открыто, заходите быстрее! — голос из-за двери звучал глухо, но что-то в нем показалось странно знакомым.
Я толкнула дверь, вошла первой... И застыла. Широкая кровать со смятыми простынями, пушистое покрывало сбито на пол... Я увидела все это за долю секунды, прежде чем наконец посмотрела на людей.
На краю кровати, сидел мой муж, в одних брюках, босой, с растрепанными волосами, рядом с полуголой девушкой в постели…
— Марина...
Он произнес мое имя так, будто оно было раскаленным и обожгло ему губы.
— Отойдите от пациентки, вы мешаете работать.
— Я не знал, что у нее аллергия на… — он замялся. — На латекс.
И… приглушённые звуки, доносящиеся из спальни. Неясный шёпот. Сдавленный смех. Смех, который я знаю много лет. Снежана.
Ледяная игла страха вонзается под рёбра.
— Марк? — спрашиваю неуверенно, хрипло. — Ты дома?
Ответа нет. Только этот шёпот. Ноги несут меня к приоткрытой двери спальни. Рука дрожит, толкая её.
И время останавливается.
Мир сужается до размеров кровати с сатиновым постельным бельём, подобранным мною с любовью. На ней — они. Марк. Человек, чьё кольцо я ношу на пальце. И Снежана. Моя сестра. Девочка, с которой мы с детства делили всё: от конфет до самых сокровенных секретов во взрослой жизни.
Ледяная игла страха вонзается под рёбра.
— Марк? — спрашиваю неуверенно, хрипло. — Ты дома?
Ответа нет. Только этот шёпот. Ноги несут меня к приоткрытой двери спальни. Рука дрожит, толкая её.
И время останавливается.
Мир сужается до размеров кровати с сатиновым постельным бельём, подобранным мною с любовью. На ней — они. Марк. Человек, чьё кольцо я ношу на пальце. И Снежана. Моя сестра. Девочка, с которой мы с детства делили всё: от конфет до самых сокровенных секретов во взрослой жизни.
– Страшная авария! В хирургию доставлены двое! Мужчина и женщина. Вероятно, семейная пара, – кричит врач приёмного отделения.
Моментально собираюсь с силами и бегу в сторону операционной. Однако на половине пути меня останавливает заведующий и как-то странно смотрит прямо в мои глаза.
– В ДТП пострадали мужчина и женщина, – сурово говорит он и произносит имена поступивших.
Внутри меня всё обрывается. Ведущий хирург только что назвал имена моего мужа и моей лучшей подруги…
Супруг сказал, что уехал в командировку, а сам… Развлекался с моей подругой! Как он мог? Почему?! Мы были женаты двадцать лет…
– Родственников оперировать нельзя, сама понимаешь, – произносит хирург, обращаясь ко мне. – Я займусь твоим мужем, а ты девушкой.
Предатели попали в аварию. Жизнь любовницы, которая оказалась моей лучшей подругой, висит на волоске и зависит только от меня...
Моментально собираюсь с силами и бегу в сторону операционной. Однако на половине пути меня останавливает заведующий и как-то странно смотрит прямо в мои глаза.
– В ДТП пострадали мужчина и женщина, – сурово говорит он и произносит имена поступивших.
Внутри меня всё обрывается. Ведущий хирург только что назвал имена моего мужа и моей лучшей подруги…
Супруг сказал, что уехал в командировку, а сам… Развлекался с моей подругой! Как он мог? Почему?! Мы были женаты двадцать лет…
– Родственников оперировать нельзя, сама понимаешь, – произносит хирург, обращаясь ко мне. – Я займусь твоим мужем, а ты девушкой.
Предатели попали в аварию. Жизнь любовницы, которая оказалась моей лучшей подругой, висит на волоске и зависит только от меня...
Вадим стоял, прижав её к стене рядом с окном. Его белый халат валялся на полу — скомканный, брошенный впопыхах. Рубашка расстёгнута, выдернута из брюк, висела на плечах. Я видела его спину — напряжённые мышцы, ходившие под кожей.
А брюки...
Господи.
Он одевался. Движения торопливые, дёрганые. Как у подростка, которого застали за чем-то постыдным.
Она повернулась — медленно, томно, с улыбкой сытой кошки. Потянулась за своим платьем. Её губы были припухшими, размазанная розовая помада тянулась к подбородку. Глаза — затуманенные, полуприкрытые.
Она была красива. Молодая, свежая, без единой морщинки. Тело, не тронутое временем и материнством.
И тогда мир взорвался.
Нет — схлопнулся. Как чёрная дыра, которая втягивает в себя всё: свет, звук, воздух, смысл. Я стояла в коридоре, смотрела на эту картину, и меня разрывало изнутри.
А брюки...
Господи.
Он одевался. Движения торопливые, дёрганые. Как у подростка, которого застали за чем-то постыдным.
Она повернулась — медленно, томно, с улыбкой сытой кошки. Потянулась за своим платьем. Её губы были припухшими, размазанная розовая помада тянулась к подбородку. Глаза — затуманенные, полуприкрытые.
Она была красива. Молодая, свежая, без единой морщинки. Тело, не тронутое временем и материнством.
И тогда мир взорвался.
Нет — схлопнулся. Как чёрная дыра, которая втягивает в себя всё: свет, звук, воздух, смысл. Я стояла в коридоре, смотрела на эту картину, и меня разрывало изнутри.
Ну я попала! Влипла в такую ситуацию, что пришлось срочно бежать на дом к гинекологу. Ночью. На Кавказе. Как пережить этот позор, когда он еще и молодой мужик?
Впрочем, все становится совсем катастрофично, когда во враче я узнаю своего будущего деверя. Он слишком горяч, и мы с ним на ножах!
***
– Я требую другого доктора, – протестую, уже приготовившись к осмотру.
Этот гад, почти мой родственник, смотрит на меня своим темным взглядом, от которого мурашки по телу, и отрезает:
– Другого нет, а проблема у тебя, дорогая, похоже, серьезная. Надо срочно решать. Показывай.
– Не собираюсь тебе ничего показывать! – заявляю и вздрагиваю от Кавказской лилии, которая сами знаете где.
– Поверь, у тебя там не поперек и с каймой. Я уже все видел. Хорош держать ножки крестиком! Я же доктор, – добавляет соблазняюще.
Впрочем, все становится совсем катастрофично, когда во враче я узнаю своего будущего деверя. Он слишком горяч, и мы с ним на ножах!
***
– Я требую другого доктора, – протестую, уже приготовившись к осмотру.
Этот гад, почти мой родственник, смотрит на меня своим темным взглядом, от которого мурашки по телу, и отрезает:
– Другого нет, а проблема у тебя, дорогая, похоже, серьезная. Надо срочно решать. Показывай.
– Не собираюсь тебе ничего показывать! – заявляю и вздрагиваю от Кавказской лилии, которая сами знаете где.
– Поверь, у тебя там не поперек и с каймой. Я уже все видел. Хорош держать ножки крестиком! Я же доктор, – добавляет соблазняюще.
— Татьяна, — произносит он тихо, так, что слышу только я. Голос низкий, без полутонов. — Сегодня ночью я снова на дежурстве.
Мужчина не говорит ни слова. Он подходит к кровати, и его фигура заслоняет лунный свет. От него исходит нечеловеческая, хищная уверенность. Он наклоняется, его руки упираются в матрас по обе стороны от меня, заточая меня в пространстве между его телом и кроватью.
— Теперь ты не сомневаешься? — шепот грубый, лишенный дневной сдержанности.
Я не успеваю ответить. Его губы находят мои, но это не нежное вопрошание прошлой ночи. Это захват. Властный, требовательный, голодный. Поцелуй, не оставляющий места для мыслей.
Романов разрывает поцелуй, его дыхание горячее и прерывистое. Прохладный ночной воздух обжигает обнаженную кожу, но его взгляд горячее огня. Он смотрит на мое тело — на остатки синяков, на белые бинты, — и в его глазах нет жалости. Есть только голод и одобрение.
— Моя, — хрипит он, и это слово звучит как клеймо.
Мужчина не говорит ни слова. Он подходит к кровати, и его фигура заслоняет лунный свет. От него исходит нечеловеческая, хищная уверенность. Он наклоняется, его руки упираются в матрас по обе стороны от меня, заточая меня в пространстве между его телом и кроватью.
— Теперь ты не сомневаешься? — шепот грубый, лишенный дневной сдержанности.
Я не успеваю ответить. Его губы находят мои, но это не нежное вопрошание прошлой ночи. Это захват. Властный, требовательный, голодный. Поцелуй, не оставляющий места для мыслей.
Романов разрывает поцелуй, его дыхание горячее и прерывистое. Прохладный ночной воздух обжигает обнаженную кожу, но его взгляд горячее огня. Он смотрит на мое тело — на остатки синяков, на белые бинты, — и в его глазах нет жалости. Есть только голод и одобрение.
— Моя, — хрипит он, и это слово звучит как клеймо.
– Ой, доктор, у меня тут что-то болит, - приторный женский голос заставляет меня остановиться у двери кабинета мужа.
– Сейчас посмотрим, что у тебя там болит, - отвечает сиплый голос Валеры.
– Ты, кстати, уже поговорил с женой? Когда вы разводитесь? И я хочу в доме вашем жить. Дом нам останется, - капризно заявляет девушка.
– Сейчас посмотрим, что у тебя там болит, - отвечает сиплый голос Валеры.
– Ты, кстати, уже поговорил с женой? Когда вы разводитесь? И я хочу в доме вашем жить. Дом нам останется, - капризно заявляет девушка.
Выберите полку для книги
Подборка книг по тегу: врачи