Я сижу на краю кровати, пальцы сжимают край простыни. Дверь резко распахивается — и он здесь. Глаза Громова горят, а дыхание сбито.
Не успеваю вдохнуть, как он уже передо мной. Его пальцы впиваются в мои плечи, и боль сладкая, потому что я хоть что-то чувствую.
— Ты решила поиграть в прятки, пышка? — шепчет горячо, а его губы в сантиметре от моего уха
— Я не играю! Мне... больно... — дрожу, но не от страха — от его дыхания на коже.
— Знаешь, что больнее? — Женя прижимает ладонь к моей груди, прямо над сердцем, будто хочет вырвать его. — Когда ты исчезаешь. Когда я не знаю, где ты. Когда эта пустота начинает меня есть.
— Ты не имеешь права... Я все слышала... — глаза наполняются слезами, но я не даю им упасть.
— Имею! Потому что ты — моя! — внезапно мягко, почти нежно проводит пальцем по моей щеке. — Всегда. Даже когда ненавидишь меня. Даже когда бежишь. И никто и никогда не будет любить тебя сильнее, чем я.