— Я забодался тебе все время врать. Постоянно что-то выдумывать, выкручиваться, звиздеть, — Георгий прикрывает глаза и устало проводит рукой по трехдневной щетине. — Не могу больше. Да и не хочу. После сорока, знаешь ли, с фантазией уже как-то туговато.
А у меня, наверное, с мозгами, как у него с фантазией.
— Ты о чем? — не совсем понимаю суть его слов.
— Надь, у меня есть женщина, — цинично выплевывает мне в лицо муж. — Точнее, не так. У меня есть женщина и ребенок.
— В смысле? —хлопаю глазами.
Это он что, прикалывается так, а я своими куриными мозгами не догоняю?
— Ты разыгрываешь меня, что ли? — дергается один уголок губ вверх и тут же падает обратно. Моё лицо пытается найти знакомую гримасу, ту самую — когда он очередную глупость несёт или шутит в своей манере. Но ничего не выходит. Щёки немеют, язык становится сухим, как будто я облизываю мел.
— Надежда, — он поднимает глаза. И я понимаю всё по этому взгляду. Он пустой. Спокойный. Как у удава. — Я не шучу.