– Ты… Ты два года с ней? – повторяю, как эхо.
Он кивает.
– Я догадывалась, – вдруг вырывается из меня. Это почти рефлекс: я всегда знала, когда он врет. Слишком хорошо знала.
– Если догадывалась, то почему молчала? – Его голос вдруг становится резче.
Я впиваюсь в него взглядом.
– Боялась, – выкрикиваю. Слова рвутся из меня, как ножи, калеча и меня, и его. – Боялась услышать правду. Потому что не знала, смогу ли пережить её!
Он поджимает губы. Смотрит, как я сломанная, пытаюсь найти силы в этом кошмаре.
– Ты боялась, а я устал, – тихо говорит он.
– Устал? – Я хватаюсь за эту фразу, как утопающий за соломинку. – Устал? От чего? От меня? От женщины, которая три года гнила в тюрьме, чтобы ты мог ходить на работу, воспитывать нашу дочь, спать в собственной постели?
– Ты сама так решила, – бросает он.
Мое тело бьет озноб. Я не верю своим ушам...