Я стояла у двери палаты с пакетом бульона и смотрела, как медсестра держит моего мужа за руку. Не помогает — держит. Сидит на краю его кровати, гладит по щеке и тихо смеется.
А он улыбается ей в ответ.
— С ней невозможно жить, — услышала я. — Она нудная, уставшая… выглядит на все сорок пять. Я все оформлю заранее. Детям перепишу. Она ничего не получит.
Девица в белом халате хмыкнула:
— Правильно. Такие женщины только тянут вниз. Ты живой, Леша. А она уже давно… все.
У меня выскользнул пакет. Бульон расплескался по полу. Они обернулись. Лицо мужа мгновенно пошло красными пятнами. Но не от стыда. От осознания, что теперь я все знаю.
— Варя? Ты что здесь делаешь?
Неверный муж хотел оставить меня ни с чем.
Но в итоге ни с чем остался он — без семьи, без дома, без будущего.
А я… начала жить.
И впервые получила самое ценное — себя, настоящую.
И ту любовь, которую он никогда не смог бы дать.
А он улыбается ей в ответ.
— С ней невозможно жить, — услышала я. — Она нудная, уставшая… выглядит на все сорок пять. Я все оформлю заранее. Детям перепишу. Она ничего не получит.
Девица в белом халате хмыкнула:
— Правильно. Такие женщины только тянут вниз. Ты живой, Леша. А она уже давно… все.
У меня выскользнул пакет. Бульон расплескался по полу. Они обернулись. Лицо мужа мгновенно пошло красными пятнами. Но не от стыда. От осознания, что теперь я все знаю.
— Варя? Ты что здесь делаешь?
Неверный муж хотел оставить меня ни с чем.
Но в итоге ни с чем остался он — без семьи, без дома, без будущего.
А я… начала жить.
И впервые получила самое ценное — себя, настоящую.
И ту любовь, которую он никогда не смог бы дать.
– Эдик, когда ты разведёшься со своей женой? Я так устала скрываться! – говорит нежный женский голосок в кабинете мужа.
У меня перехватывает дыхание. Останавливаюсь за дверью, прижимаю руку к груди.
– Конечно, разведусь. Иди ко мне, Оленька! – отвечает мой муж.
– Ты же сам сказал, что Лера слишком старая для тебя и давно тебе надоела.
– Ты права, так и есть, моя сладкая!
Заглядываю в кабинет с телефоном в руках.
– Улыбаемся и дружно говорим: «Подле-е-ец!» – говорю громко и делаю снимок.
***
Со мной муж стал богатым и уверенным в себе… а потом променял меня на молодую модель.
Я подаю на развод, ращу детей, стараюсь держать мою жизнь на плаву.
И не подозреваю, что помощь поступит от самого неожиданного человека.
У меня перехватывает дыхание. Останавливаюсь за дверью, прижимаю руку к груди.
– Конечно, разведусь. Иди ко мне, Оленька! – отвечает мой муж.
– Ты же сам сказал, что Лера слишком старая для тебя и давно тебе надоела.
– Ты права, так и есть, моя сладкая!
Заглядываю в кабинет с телефоном в руках.
– Улыбаемся и дружно говорим: «Подле-е-ец!» – говорю громко и делаю снимок.
***
Со мной муж стал богатым и уверенным в себе… а потом променял меня на молодую модель.
Я подаю на развод, ращу детей, стараюсь держать мою жизнь на плаву.
И не подозреваю, что помощь поступит от самого неожиданного человека.
- Вы старая, тёть Юль. Старая и скучная, а Ване нужна горячая и страстная девушка… Такая, как я. А вас он больше не любит. Дайте ему развод!
Так мне сказала любовница мужа, и её голос был подобно ледяному душу.
Больше двадцати лет совместной жизни пошли прахом, когда дражайший муженёк польстился на длинные ноги и пышный бюст юной красотки.
И не было бы мне так больно, если бы этой красоткой не оказалась подруга нашей дочери. Девочка, которую я знала с пелёнок и любила, как родную.
Но если голубки думают, что я, получив пощёчину, подставлю вторую щеку, то они сильно ошибаются.
Я заставлю их ответить за причинённую боль.
Так мне сказала любовница мужа, и её голос был подобно ледяному душу.
Больше двадцати лет совместной жизни пошли прахом, когда дражайший муженёк польстился на длинные ноги и пышный бюст юной красотки.
И не было бы мне так больно, если бы этой красоткой не оказалась подруга нашей дочери. Девочка, которую я знала с пелёнок и любила, как родную.
Но если голубки думают, что я, получив пощёчину, подставлю вторую щеку, то они сильно ошибаются.
Я заставлю их ответить за причинённую боль.
— Маргош, прости. Я не хотел, чтобы так вышло, — предатель пытается улыбнуться, но выходит криво и жалко.
— Простить за что? За то, что ты спишь со своей секретаршей? Или за то, что назвал меня жирной коровой?
— Вообще‑то, я тебя так не называл! Это Света! — он сразу открещивается, как школьник.
— А ты и не стал отрицать! — рычу, вырывая из его захвата свою руку.
Лёня тяжело вздыхает, мнётся, а потом добивает:
— Маргош, ну правда. Тебя же разнесло как дирижабль!
У меня весь воздух из груди выходит.
— Ты же сам кричал, что тебя всё устраивает!
— Я так говорил, чтобы тебя не обижать!
Вот оно что… Снял маску, сволочь. Показал свое истинное лицо.
Когда я узнаю, что мой муж тайком встречается со своей секретаршей, потому что я растолстела и перестала его привлекать, без раздумий подаю на развод. Моя жизнь кардинально меняется, но спустя полтора года я снова встречаюсь с предателем. И тогда я понимаю: пришло время вернуть бумеранг.
— Простить за что? За то, что ты спишь со своей секретаршей? Или за то, что назвал меня жирной коровой?
— Вообще‑то, я тебя так не называл! Это Света! — он сразу открещивается, как школьник.
— А ты и не стал отрицать! — рычу, вырывая из его захвата свою руку.
Лёня тяжело вздыхает, мнётся, а потом добивает:
— Маргош, ну правда. Тебя же разнесло как дирижабль!
У меня весь воздух из груди выходит.
— Ты же сам кричал, что тебя всё устраивает!
— Я так говорил, чтобы тебя не обижать!
Вот оно что… Снял маску, сволочь. Показал свое истинное лицо.
Когда я узнаю, что мой муж тайком встречается со своей секретаршей, потому что я растолстела и перестала его привлекать, без раздумий подаю на развод. Моя жизнь кардинально меняется, но спустя полтора года я снова встречаюсь с предателем. И тогда я понимаю: пришло время вернуть бумеранг.
Я почти смирилась с тем, что эфир подходит к концу без потрясений. Осталась пара минут. Вдруг на пульте загорается ещё одна лампочка. Всегда находится тот, кто тянет до последнего.
— Здравствуйте… — раздаётся наконец голос.
Сердце, привыкшее к чужим историям боли, ёкает. Есть в этом голосе что-то знакомое. Меня словно пронзает молния. Я не дышу.
— Говорите, — выдавливаю из себя, и собственный голос кажется чужим, доносящимся из-за спины.
— Я… я не знаю, зачем звоню, — говорит он, и каждый слог отдаётся в висках тяжёлым, глухим молотом. — Наверное, потому, что ночь. И потому что больше некому. И потому что сегодня… сегодня… дата.
Он замолкает. Я слышу, его протяжный вдох. Клим. Это голос Клима. Того, который пять лет назад разбил моё сердце вдребезги, сказав страшные слова. Голос мужчины, предложившего уничтожить нашего с ним ребёнка. Голос, который я старательно вымарывала из памяти, из снов, из каждой клеточки своего тела.
❤️САМАЯ НИЗКАЯ ЦЕНА В ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПРОДАЖ!
— Здравствуйте… — раздаётся наконец голос.
Сердце, привыкшее к чужим историям боли, ёкает. Есть в этом голосе что-то знакомое. Меня словно пронзает молния. Я не дышу.
— Говорите, — выдавливаю из себя, и собственный голос кажется чужим, доносящимся из-за спины.
— Я… я не знаю, зачем звоню, — говорит он, и каждый слог отдаётся в висках тяжёлым, глухим молотом. — Наверное, потому, что ночь. И потому что больше некому. И потому что сегодня… сегодня… дата.
Он замолкает. Я слышу, его протяжный вдох. Клим. Это голос Клима. Того, который пять лет назад разбил моё сердце вдребезги, сказав страшные слова. Голос мужчины, предложившего уничтожить нашего с ним ребёнка. Голос, который я старательно вымарывала из памяти, из снов, из каждой клеточки своего тела.
❤️САМАЯ НИЗКАЯ ЦЕНА В ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПРОДАЖ!
Юля любит себя. Очень. Вот она в спортзале, вот с подружками в баре, вот на каком-то корпоративе… А вот и новое фото. Утреннее…
Сердце замирает, а потом срывается в бешеное пике.
Подпись: «Прекрасное начало дня!»
Она сидит на кухне, очень похожей на ту, что я видела у неё на фото с корпоратива. В руках у неё чашка. Улыбка… довольной, сонной кошки. На ней — мужская рубашка. На голое тело. Застёгнута на одну-единственную пуговицу под грудью.
Я узнаю её из тысячи. Из десяти тысяч. Серая, с мелкой, едва заметной клеткой. С тонкой голубой нитью, вплетённой в ткань. Рубашка, которую я купила мужу три года назад в Милане.
❤️САМАЯ НИЗКАЯ ЦЕНА В ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПРОДАЖ!
Сердце замирает, а потом срывается в бешеное пике.
Подпись: «Прекрасное начало дня!»
Она сидит на кухне, очень похожей на ту, что я видела у неё на фото с корпоратива. В руках у неё чашка. Улыбка… довольной, сонной кошки. На ней — мужская рубашка. На голое тело. Застёгнута на одну-единственную пуговицу под грудью.
Я узнаю её из тысячи. Из десяти тысяч. Серая, с мелкой, едва заметной клеткой. С тонкой голубой нитью, вплетённой в ткань. Рубашка, которую я купила мужу три года назад в Милане.
❤️САМАЯ НИЗКАЯ ЦЕНА В ПЕРВЫЙ ДЕНЬ ПРОДАЖ!
— Лиза, прошу, без истерик. Катя ждёт от меня ребёнка. Прости… но мы с тобой — разные люди. Всё в прошлом… — так сказал мужчина, которого я когда‑то любила всем сердцем.
Тогда я просто ушла. Без слёз, без криков.
Ушла навсегда.
Но уже через несколько недель узнала: под моим сердцем растёт его ребёнок.
Ребёнок того, кто уверял, что я больна, что никогда не смогу стать матерью…
Прошло пять лет.
Я вырастила дочь, научилась улыбаться, не оглядываться на прошлое.
Жизнь понемногу наладилась.
Пока однажды он снова не появился на пороге — со своей женой и маленькой девочкой за руку.
Их дочерью.
Он привёл её в мой детский сад, в мою группу.
Теперь я должна принимать, оберегать и любить их ребёнка — как любого своего воспитанника.
И при этом — хранить тайну.
Когда наши взгляды встретились, он сделал вид, что видит меня впервые.
Но не это главное. Главное то, чтобы он никогда не узнал, что его еще одна дочь растет без него…
Тогда я просто ушла. Без слёз, без криков.
Ушла навсегда.
Но уже через несколько недель узнала: под моим сердцем растёт его ребёнок.
Ребёнок того, кто уверял, что я больна, что никогда не смогу стать матерью…
Прошло пять лет.
Я вырастила дочь, научилась улыбаться, не оглядываться на прошлое.
Жизнь понемногу наладилась.
Пока однажды он снова не появился на пороге — со своей женой и маленькой девочкой за руку.
Их дочерью.
Он привёл её в мой детский сад, в мою группу.
Теперь я должна принимать, оберегать и любить их ребёнка — как любого своего воспитанника.
И при этом — хранить тайну.
Когда наши взгляды встретились, он сделал вид, что видит меня впервые.
Но не это главное. Главное то, чтобы он никогда не узнал, что его еще одна дочь растет без него…
— Почему ты терпишь такое отношение? — внезапно произнес сын. — Почему не уйдешь от отца?
— А почему я должна от него уходить? — осторожно поинтересовалась Лариса, прекрасно понимая, что Никита не стал бы на пустом месте выдавать подобные заявления. — Мы любим друг друга, у нас крепкая семья…
— А если я скажу, что отец спит с Татьяной? — добил он ее, и у Ларисы все потемнело перед глазами. — Я видел все своими глазами. Пару недель назад заскочил в офис после тренировки, а там… В общем, он взял с меня слово, чтобы я молчал, ничего тебе об увиденном не говорил, а я не могу. Это неправильно. Ты должна знать…
— А почему я должна от него уходить? — осторожно поинтересовалась Лариса, прекрасно понимая, что Никита не стал бы на пустом месте выдавать подобные заявления. — Мы любим друг друга, у нас крепкая семья…
— А если я скажу, что отец спит с Татьяной? — добил он ее, и у Ларисы все потемнело перед глазами. — Я видел все своими глазами. Пару недель назад заскочил в офис после тренировки, а там… В общем, он взял с меня слово, чтобы я молчал, ничего тебе об увиденном не говорил, а я не могу. Это неправильно. Ты должна знать…
- Не знал, что у вас есть дети, Алла Юрьевна.
- Ну да... Двое.
- Вижу, что не пятеро. Откуда?
- Александр Иванович, думаю, вам объяснить, откуда дети берутся?
- Вопрос не в этом. Зачем скрывали?
- В каком смысле?
- Я всё знаю о своих сотрудниках. Но о ваших детях не знал.
Конечно, не знали, Александр Иванович! Ведь нашу одну-единственную ночь после корпоратива пять лет назад вы благополучно забыли...
А я сохранила секрет. Теперь у меня близняшки от босса. И босс не должен узнать!
- Ну да... Двое.
- Вижу, что не пятеро. Откуда?
- Александр Иванович, думаю, вам объяснить, откуда дети берутся?
- Вопрос не в этом. Зачем скрывали?
- В каком смысле?
- Я всё знаю о своих сотрудниках. Но о ваших детях не знал.
Конечно, не знали, Александр Иванович! Ведь нашу одну-единственную ночь после корпоратива пять лет назад вы благополучно забыли...
А я сохранила секрет. Теперь у меня близняшки от босса. И босс не должен узнать!
— Ты серьёзно? Ты привёл её в наш дом?
— Не устраивай сцен, Марина. Так удобнее.
— Тогда уходи. И не возвращайся.
Я думала, мой брак держится на доверии. Оказалось — на лжи, измене и холодном расчёте.
Муж был уверен: я стерплю. Ради ребёнка. Ради денег. Ради привычки. Но в тот день я сказала главное слово — хватит.
— Не устраивай сцен, Марина. Так удобнее.
— Тогда уходи. И не возвращайся.
Я думала, мой брак держится на доверии. Оказалось — на лжи, измене и холодном расчёте.
Муж был уверен: я стерплю. Ради ребёнка. Ради денег. Ради привычки. Но в тот день я сказала главное слово — хватит.
Выберите полку для книги